Смотри внимательно на это дитя. Ее зовут Сеток. Она Дестриант. Она наш глас. Она наша воля.
Девочка снова обратилась ко всему войску.
– Вы склонились перед форкрул ассейлами во дворце Коланса. Ассейлы принудили Серых шлемов Измора служить и отчаянно ждут, пока вы придете и присягнете им на верность.
Это… оскорбляет нас.
Когда сестра Преподобная призовет Дестрианта Сеток и попытается взять это войско в кулак, то познает гнев Волков.
Кто-то из лейтенантов вдруг набрался смелости и выкрикнул:
– Благословенные волки, вы желаете, чтобы мы уничтожили форкрул ассейлов? Смертный меч говорила правду?
– Вокруг нас, смертный, только враги. Однако мы теперь среди вас, и, когда начнется бой, призраки восстанут несметным числом, и всякая армия падет перед нами, а города запылают. Мы устроим бойню и восстановим равновесие.
Подумайте о своей вере, дети мои. Хорошенько подумайте о нарушенном равновесии. Тысячи лет вы, люди, истребляли волков. Но мы дадим ответ. Ни один мир не останется без нашего ответа!
Прекословить богам было нельзя. Танакалиан склонил голову, но только чтобы спрятать глаза. Он был вне себя от злости: его славу отобрали, мечты о власти разбили, а восхождение обратили в руины… И кто? Какая-то девчонка.
Она ушла, скрылась в рядах его солдат. Впрочем, нет, ему они уже не подчинялись.
– Это еще не конец, – прошептал Танакалиан. – Это еще не конец!
Истекая кровью, она отползла в сторону.
Остряк попытался встать, но одной воли, чтобы оторвать массивную тушу от земли, было недостаточно. Боль уступала место онемению, а окровавленные ноздри чувствовали только запах жженой шерсти и горелого мяса. Время медленно сжималось вокруг него, и сдержать его давление казалось невозможным. Оно было плотным, несгибаемым, и при этом Остряк отчетливо видел, как оно простирается прочь от него – только назад, но не вперед. Там, на расстоянии вытянутой руки, все застилал непроглядный туман.
Он бы засмеялся, если б мог. Ирония близкой смерти в том, что тебе вдруг открываются все истины, но поделать с ними ты уже ничего не можешь. Говорят, перед самой кончиной на тебя снисходит принятие, готовность покончить со всем, безразличие к горю оставшихся в живых. Если я смог отпустить, почему не можешь ты? Все дело в истинах и моей беспомощности. Я бы засмеялся, но смех мой будет искажен болью. Я бы радовался, но радость омрачена потерями. Такого никому бы не хотелось, но кто спрашивает.
Разве ты не видишь, Скалла? В каждое тяжелое мгновение – а бывают ли мгновения не тяжелые? – мы упускаем возможность пожить в мире. Какое спокойствие, когда перед смертью начинаешь все осознавать. Вот только ты уже ничего не можешь сказать. Или предложить.
На этот раз все в прошлом. Нет, это я в прошлом. И ничего с этим не поделать.
Они дрались отчаянно. Как долго – неясно. Два непобедимых зверя проливали жаркую, дымящуюся кровь, рвали друг друга, шатались от боли. Когти впивались глубоко. Клыки пронзали плотную шкуру и мускулы. Пол пещеры стал скользким, а воздух – горячим и затхлым.
А высоко над руинами дома Азатов пульсировала огромная рана – ее края пылали и шипели, словно сочась кислотой.
Остряк даже не заметил, когда появился первый дракон. Они с Килавой сцепились насмерть, раздирая друг другу бока до костей, и тут ураганный порыв ветра прижал их к жесткому полу. Всю пещеру заволокло каменной крошкой, а в стенах появились огромные трещины.
Оглушенный громовым сотрясением, Остряк оттолкнул Килаву. Однако ярость его не покинула; где-то в груди, продираясь наружу, выл бог. Слишком долго отрицание Килавы сдерживало его. Больше сил противостоять тому, что вот-вот должно было случиться, у нее не было.
Я предупреждал тебя.
Дракон, невообразимо огромный, заполнил собой пещеру, упираясь крыльями в стены. Остряк понял, что древние камни служат своего рода темницей. Чтобы вырваться и освободить проход сотням других драконов, толпящихся у врат, дракону нужно обрушить на камни всю мощь своей магии.
Если бить, то прямо сейчас.
Рев, который вырвался из его глотки, был ревом Трейка – божественным боевым кличем. Чувствуя переполняющую его болезненную мощь, Остряк весь сжался, присел и, оттолкнувшись, прыгнул.
Дракон выгнул шею и разинул пасть.
Остряк глубоко впился клыками и когтями ему в глотку. Посыпалась чешуя.
Чувствуя, как на горле сжимаются челюсти, дракон резко дернулся, и в пасть Остряку хлынула кровь. Не отпуская шеи, он стал тянуть дракона вниз. Крылья бессильно хлопали по каменному полу, когти оставляли в камнях борозды. От удара о землю Остряка чуть не отбросило, но он все же удержался. Мышцы в плечах, шее и челюстях были напряжены до разрыва. Слыша сиплые, слабеющие вздохи, он лишь крепче держал хватку.
Дракон вскинул шею еще раз и подбросил Остряка в воздух.
И тут в него с силой тарана влетела Килава. Из прокушенного горла у дракона хлестала кровь, а на спине Остряка остались глубокие порезы от клыков Килавы.
Они вдвоем ударились о каменный пол и разлетелись в стороны. Остряк вскочил на ноги, готовый убить соперницу – раз и навсегда…
Но и дракон еще не сдался окончательно. Пастью он схватил Остряка, оторвал от земли и швырнул в сторону. Зубы у дракона были длинные, как ятаганы.
От удара о стену затрещали кости. Оставляя багровые разводы, Остряк сполз наземь и теперь лежал, тяжело дыша, не в силах пошевелиться.
Дракон с трудом повернул голову, нашел его взглядом. Глаза чудища загорелись, и из раскрытой пасти хлынуло колдовство.
Остряк услышал предсмертный вопль Трейка, и вопль этот как будто воспламенился от драконьей магии. Огонь бушевал вокруг, впиваясь в истерзанное тело. И в один миг бог оставил Остряка, покинув этот мир. Видать, заполз в какую-то другую пещеру, где темно и можно спокойно умереть.
Снова. Проклятый глупец. Ничему ты не учишься. А теперь… уже слишком поздно.
Дракон сполз по дальней стене, истекая остатками крови и внутренностей.
Но в вышине из разрыва уже выбирался другой.
Элейнтская магия разбила последние барьеры, окружавшие Старвальд Демелейн, и пещера обрушилась. Снега вокруг нее обратились в обжигающий пар. Земля рассыпалась в прах, и не осталось ничего, кроме бушующего хаоса.
Клубы пыли и каменной крошки, безумные всполохи хаотической магии возвестили о возвращении драконов.
В своих снах я видел кошку – почерневшую, окровавленную, на последнем издыхании. Оказывается, я видел ее, а не себя.
Дорогая Килава, ты ведь предупреждала меня. А я не слушал.
И когда я предупреждал Трейка, Тигра Лета, бога войны, он не слушал. Дурак. Надо было выбрать кого-то помудрее, Трейк, а не очередное отражение себя. С теми же бесполезными и смертельными пороками.
