Кастан что-то спросила, но Свен разобрал только слово «руш». Он уже знал, что так мерен обозначают русов – как чудь, раньше встретившаяся с выходцами из Свеаланда, называет их «рутси».
– А разве у русов жены не владеют этим умением? – перевел Арнор.
Свенельд подумал немного, сам удивляясь, как так, но покачал головой:
– Наши узорочья – другие, – он показал витой серебряный браслет у себя на руке, – их кузнецы делают. А жены… кто же им даст? – Он слегка засмеялся, представив свою мать в кузнице. – Жены пряжу прядут, тканину ткут, шьют…
Теперь засмеялась Кастан. И не успел Свен удивиться, чего такого смешного сказал, как она посмотрела в угол и сделала кому-то знак подойти.
– Илетай! – произнесла она, и Арнор, давно уже украдкой туда косившийся, переменился в лице от волнения.
Оживленно повернувшись, Свен ждал, пока подойдет знаменитая красавица. Девушка приблизилась так неслышно, двигаясь так плавно, что ему вспомнилось: они зовутся дочерями Лебедя. Илетай была взрослой девой – у славян, не любивших задерживать дочерей в семье, ее выдали бы замуж лет пять назад. Она была довольно высокой для женщины, худощавого сложения, и даже под широким, по колено, мешковатым кафтаном темной шерсти угадывался стройный стан. Поблескивали на шее синие стеклянные бусы, особенно любимые женщинами мере, вместе с одной сердоликовой надетые на серебряную проволоку.
Лицо девушки поначалу показалось Свену не более чем миловидным: тонкие черты, большие глаза, самую малость раскосые. Но чем дольше он смотрел на нее, тем лучше ощущал прелесть этого лица, живого, немного лукавого, но в то же время хранившего выражение скромности и добронравия. От нее веяло отрадой, как от душистого летнего ветерка или чистого ручья. Она не улыбалась и даже нарочно старалась держать строго свежие розовые губы, но искристый задор прорывался во взгляде, в движении ресниц. Недолго посмотрев на нее, Свен уже понимал, почему весть о ее скором замужестве произвела такое волнение по всей Мерямаа. При мысли об этой девушке каждый парень ощущает себя героем преданий, а ее видит той Солнцевой Девой, ради которой нетрудно и на небо слазить. Неудивительно – Свен покосился на Арнора, – что этот лосось аж в лице переменился. Небось от любовного томления все слова забыл. Ему переводить, а он только глазами хлопает.
Засмотревшись, Свен не сразу сообразил, что девушка тем временем пытается показать ему что-то у себя в руках. Опомнился, когда Велерад тайком дернул его за рукав. Тряхнул головой и вгляделся: Илетай держала нечто длинное, тонкое, желтоватое.
– Это восковые нити, – пояснила Кастан. – Пряденые нити покрывают воском, а из них собирают вот такие узорные вещи, – она показала на свою нагрудную застежку.
– Как это можно собрать из нитей? – не понял Свенельд.
– Ажаня
[37], покажи.
Впервые девушка взглянула на Свена – мельком, но прямо, и чуть-чуть улыбнулась.
– Это долго, – одолевая робость перед незнакомыми «руш», промолвила она, и Свен впервые услышал ее голос.
Тихий, он, однако, манил, как будто, вслушиваясь в него, словно в гул березовой рощи или ветра над водой, можно было различить голос божества.
– Ничего, мы не спешим, – ответил Свен.
Пока Боргар не придет в себя, им делать в Арки-вареже нечего. А когда они хёвдингу понадобятся, Тьяльвар кого-нибудь за ними пришлет.
– Сначала надо сделать… – начала объяснять Илетай, и Арнор некоторое время помаялся, подбирая слово, прежде чем породил «свивочки» и «скруточки», но Свенельд примерно понял.
– Нужно согреть нить, чтобы воск размягчился, иначе нить просто сломается, – рассказывала Илетай.
Поначалу она говорила робко, изредка посматривая на мать, будто сверяясь, но Кастан кивала, улыбаясь, и девушка все смелее продолжала:
– Важно согреть нить не слишком слабо и не слишком сильно. Если положить ее на камень, – она кивнула на согретые огнем камни очага, – она расплавится. Лучше всего согревать ее в руке, вот так, – она положила согнутую пополам восковую нить на ладонь и сжала кулак. – И важно спрясть нити нужной толщины. Если они будут слишком тонкими, то слишком тонкой получится восковка и вещь не прольется как следует – тогда вся работа пропадет даром. Хотите сами попробовать? – неожиданно предложила она.
Скользнув по лицам гостей, взгляд осмелевшей Илетай остановился на Велераде. Видимо, самый молодой из чужаков, шестнадцатилетний Велерад показался ей наименее опасным. И тот, не так удивленный, как Свен, и вовсе не смущенный, как Арнор, открыто улыбнулся ей в ответ. Еще не полностью выросший, он был ниже обоих спутников – мельком Свен отметил, что Велерад и Илетай сейчас одного роста, – но округлое славянское лицо его, с довольно правильными чертами, с открытым и ясным выражением, дышало здоровьем и доброжелательством, так что выбору девушки нечего было дивиться.
Встретив ее взгляд, Велерад улыбнулся своей широкой улыбкой, показывая крупные белые зубы. Густые темные брови – будто пушистые куницы, яркий румянец – будто ягода-брусника среди зимы. О внешности Велерада, как многих приятных собой отроков с хорошим здоровьем, можно было говорить почти теми же словами, что о девичьей красоте, но его крепкий стан, широкие плечи, четкий очерк высоких скул и твердого подбородка сразу давали понять, что всего через несколько лет из него вырастет такой же лось, как его старшие братья. А в эту пору Велерад напоминал те весенние дни, когда солнце светит уже по-летнему ярко, но свежая трава едва поднимается над прошлогодней; в его сложении еще сказывался подросток, но умное открытое лицо уже выдавало мужчину, которым он вот-вот станет. В нем легко было увидеть и ребенка, и взрослого, Свен по привычке видел в младшем брате дитя, которому только приучаться к занятиям мужчины, а сейчас вдруг осознал, что для девушек Велько уже парень как парень, других не хуже. Живое любопытство в озорных, чуть раскосых глазах Илетай открыло ему эту истину. «Ишь, вострый какой!» – словами матери, невольно по-славянски подумал Свен и постарался скрыть ухмылку.
Велерад протянул руку, и Илетай положила восковую нить в его широкую ладонь. Руки у него были уже совершенно мужские – крупные кисти, широкие запястья, сильные пальцы с мелкими белыми шрамами – следы давних воинских упражнений, мозолистые ладони. Улыбаясь, Велерад сжал в кулаке восковую нить – будто это ручка самой Илетай, – чувственно и бережно, и его пронизало волнение, отчего сердце застучало чаще.
– Нужно нагреть, чтобы стала мягкой, – повторила Илетай. – Тогда ее будет легко согнуть, и можно делать любые узоры.
– Ты сама придумываешь узоры? – спросил Свен.
– Иногда сама. Или делаю, как матушка велит, – Илетай взглянула на Кастан. – Многому меня бабушка научила, покшава Иляй. Девочка лет в шесть уже умеет прясть, а как подрастет немного, ее учат делать восковые нити. Потом она помогает – греет их, чтобы мастерице не тратить на это время. Алдыви! – вдруг окликнула она, повернув голову к темному углу.
