Это будет случай, достойный песни! И Арнэйд, когда узнает… а она уж точно узнает, ведь Свен собирается отбить невесту у ее родного брата… Кем она еще сочтет его, что увидит в его подвиге – доблесть или подлость? Но перед Арнором совесть Свена не мучила. Потомок настоящих датских конунгов оказался счастливее сына «конунга бобров». И даже если бы Арни не стал вести себя так, будто воля Кастан ему дороже собственной, девушка согласилась бежать только ради Велько, а без ее согласия это будет не «краденая свадьба» – дело рискованное, но законное, – а обычная кража, позор и повод к кровавому раздору. В этом выборе сказалась родовая удача сыновей Альмунда. Если они с Илетай не сгинут в незнакомых зимних лесах и не пойдут в зубы волкам, в шестнадцать лет Велько получит жену – такую красивую, знатную… и хитрую. Еще не став женой, Илетай уже решила судьбу жениха – он не пойдет на сарацин, упустит, быть может, наилучший в своей жизни случай повидать дальние страны, отличиться и взять богатую добычу. Ясное дело: раз уж она выбрала Велерада, то не захочет лишиться мужа на год или два сразу после свадьбы и в одиночестве дожидаться его среди чужих людей.
Но и Велько в накладе не останется. С такой женой сидеть дома повеселее, чем с малявкой Вито! Про нее уж Годо не скажет, что-де с такой женой только «в криночки» играть! От такой и сам Годо не отказался бы! На стену полезет от досады, когда увидит, что эта меренская лебедь досталась самому младшему из братьев!
Представив это, Свен едва не засмеялся в голос и с трудом сделал невозмутимое лицо, когда пробирался на свое место за столом.
– Ну что там? – нетерпеливо шепнул Велерад.
Свен глянул ему в глаза: брату явно и в голову не приходило, что за время недолгой отлучки Свена с пира его, Велько, судьба круто переменилась.
– Потом расскажу! – Свен улыбнулся.
– А тебе тут угощение передали! – Велерад многозначительно кивнул на тыртыш – нечто вроде чашечки из ржаного теста, с запеченной смесью творога и моченой брусники. Ладожские чудины такие тоже пекли, и Радонега, смеясь, называла их «брусника в поршнях».
Свен глянул на Кастан. Она улыбнулась ему. Он преувеличенно широко улыбнулся в ответ – дескать, очень рад! – и сунул подношение за пазуху.
Пир продолжался, женщины разносили пиво и пуре, но Свен, уже захваченный своими мыслями, оглядывался, выискивая Фьялара. Он без колебаний согласился увезти Илетай, но чем дальше обдумывал, как это устроить, тем лучше понимал, в какую безумную затею ввязался. Несколько дней пути – зимой, через леса, по незнакомому краю, с девушкой на руках и погоней позади. Дело выйдет, пожалуй, даже более опасное, чем тот поход на Велетское море, откуда он привез Вито.
Но и в этом он не видел повода передумать или хотя бы пожалеть. Напротив – мысль об опасности возбуждала его не менее, чем обещанная награда. Случай был тот самый, какой их, сыновей Альмунда, с детства учили искать и ловить. Счастье, почет и удача никогда не приходят к тому, кто сидит дома, как девушка, ждущая женихов. Удача находит того, кто бросает ей вызов и сам идет навстречу испытаниям, снова и снова, чтобы, напрягая все силы души и тела, вырвать свое право на победу. Удачу нельзя завоевать один раз и навсегда – требовательная госпожа, она желает от человека все новых и новых подвигов, и только тогда остается ему верна.
Сейчас, когда на уме у всех был летний поход на Хазарское море, удача требовалась вдвойне. Случай увеличить ее послали сами боги, подумал Свен и приподнял чашу, мысленно благодаря Одина и норн.
Боги дали ему случай. Остальное зависело от него самого.
Глава 7
Назавтра после прощального пира дружина покинула Арки-вареж и тронулась на юго-восток, к Южным Долинам. Еще через пять переходов лежали самые дальние пределы, до каких достигала власть конунгов Хольмгарда, после чего им предстояло другим путем, не возвращаясь более к озерам Неро и Келе, снова уйти по Меренской реке на северо-запад. Этим же утром с дружиной простились Даг и его старший сын – отсюда они возвращались домой, в Силверволл.
– Поклонитесь от меня Ошалче и Арнэйд, – с тайным вздохом сказал им Свенельд. – Передайте, что если в стране сарацин нам будет удача и мы привезем хорошую добычу, я не забуду их, когда буду делить подарки.
Мысль, что в то время Арнэйд уже может оказаться замужем за каким-нибудь кугыжем с серьгами в ушах, причиняла ему сильную досаду, и он злился на себя, что не может ее побороть.
Вигнир отпросился сопровождать людей Олава в Сурдалар и обещал вернуться домой, когда дружина, описав последнюю петлю, выйдет снова на Меренскую реку. Но Свенельд, прислушиваясь краем уха к болтовне парней, которые мысленно уже были на Хазарском море, подозревал, что один из них этой зимой домой не вернется. Ну а второй ни в какой поход не пойдет, но этого пока не знает…
Однако что-то о своей будущей судьбе Велерад невольно прозревал, поскольку по пути все выпытывал у Вигнира, как будет по-меренски то или другое. Тот с самого начала обучал его словам меренской речи, и теперь, как с удивлением обнаруживал Свенельд, младший брат знал куда больше него самого.
– Давай еще раз, – говорил Вигнир, пока они вдвоем ехали чуть позади Свенельда. – Овца?
– Шарык.
– Баран?
– Тага.
– Конь?
– Имля.
– Свинья?
– Чига.
– Медведь?
– Конда.
– Барсук?
– Мегр.
– Бобер?
– Удор.
– Ха-ха, вот и попался! – закатился от смеха Вигнир, чуть не падая с коня. – Ун-дор, токмак
[54]!
– Сам токмак! – Велерад тоже смеялся над своей красноречивой ошибкой.
– Удор – девица! – Свенельд обернулся. – Даже я знаю!
– У него небось в голове одни девицы! – подхватил Дружинка. – Что такому парню какие-то бобры и бараны!
– Лучше спроси, как будет «поцелуй меня»! – поддел Гунни. – А, Виги?
– Вот сейчас приедем, скажем, к Томана-ерге, он и скажет: давайте мне ика удор
[55] с каждого дома! – веселился Вигнир. – Вот у них крику-то будет!
Хирдманы смеялись, обсуждая, что хорошо бы и правда брать дань не бобрами и куницами, а красивыми девицами.
Когда Арки-вареж скрылся из виду, у дороги показались двое на лыжах: в волчьих кожухах и овчинных шапках, с коробами и луками за спиной, с топорами за поясом, с копьями в руках. Снаряженные по-походному, Фьялар и Логи ждали здесь дружину. Свен кивком указал им на двух лошадей – оседланных, но свободных, которых вел за собой в поводу. Пока те двое снимали лыжи с ног и крепили к седлам, Свен обернулся к Велераду: