– Кто назовет меня трусом, тот пожалеет! – Ошай подбоченился. – Но я не собираюсь умирать ни за беличий хвост, потому что так хочет Олав!
– Илетай тоже гадала, – сказал вдруг Талай, и спорщики затихли.
– Ну? – Кучук, сидя на соломе на полу, подался к нему. – И что сказала?
– Она сказала, что этот поход принесет счастье и удачу всем мерен. Всей Мерямаа. Только, может быть, не сразу. Вот что она сказала…
Парни помолчали, вслед за Талаем пытаясь понять, что это значит.
– И если так, то в будущем люди будут благословлять Илетай, которая проложила им всем путь к богатству и удаче, – добавил Талай.
– Люди будут благословлять нас, если мы вернем ее домой! – непримиримо возразил Ошай. – А если ты вернешься ни с чем, тебя про… не похвалит твоя собственная мать!
– Не трогай мою мать! Не тебе судить, что она сделает.
– Да я уж вижу, что ты сам готов бежать за этими русами, будто девка!
– Ах ты…
Талай подскочил и кинулся на Ошая, явно собираясь заехать в зубы; к счастью, на его пути оказался Кучук, успевший схватить его в объятия и задержать. Другие тоже встали между ними, все заговорили разом.
– Пусти его, пусти! – радостно кричал Ерай. – Пусть подерутся! Кто одолеет, тому и биться!
Сам он был слишком захудалым женихом для Илетай и к ватаге пристал, чтобы не пропустить шумного дела.
– Дайте лучше я! – взывал здоровяк Кучук.
– Нет, я!
– Молчать всем, Ёлс вас возьми! – выведенный из терпения, Толмак развел руки, разделяя толпу парней. – Сели и заткнулись! Ошай, закрой пасть. Бьется Талай, а кто победит, то в воле богов. Все во власти Великого Юмо – предопределителя судеб. И может быть, он прямо сейчас решает, глядя на вас, достойны ли вы того счастья и удачи, которое обещают гадания!
С тем они и пришли обратно в погост. Русы частью еще спали, но Свен с братом и даже Боргар уже были на ногах и ждали их. К радости Боргара, из Шолшо-бола знающий обычай Толмак принес бочонок пива – напитка переговоров и соглашений. Станут они родичами или нет, но ради чести сестры он должен был уладить дело миром.
Сев на лавки у горящего очага, старшие принялись обсуждать условия, припоминая разные обычаи и случаи в том же роде. Бочонок постепенно пустел, но в конце концов пришли к решению устроить состязание из трех частей: бег на лыжах, борьба и стрельба.
– На каждое по одному дню? – предложил Толмак.
– Вот еще! – Боргар качнул головой. – Это вам спешить некуда, а нам еще вон сколько до Хольмгарда добираться! Я не могу потерять три дня там, где довольно одного. Они оба парни молодые, им ни к чему целые сутки отдыхать после того, как пробегут пару перестрелов!
– Но прежде чем разойтись, нам стоит принести клятвы, что обе стороны будут соблюдать условия! – заявил благоразумный Тьяльвар. – И победившая, и проигравшая. Чтобы потом не было споров.
– Здесь, неподалеку от Шолшо-бола, есть Птичий камень, – сказал Юмаш. – Можем принести клятвы там.
На это русы согласились, зная, как глубоко почитаются в Мерямаа «синие камни» – посланцы неба. Отправились, встав на лыжи, всей толпой, не исключая Илетай. По пути от погоста она, забавляясь, вызывала на состязание в беге то Велерада, то Талая; оба ей уступили, и оба, кажется, нарочно, не желая раньше времени показывать друг другу свои возможности. Свен еще раз отметил: эта дева в рысьем кожухе – истинная великанша Скади, с луком за спиной готовая неустанно одолевать на лыжах бесконечные снежные просторы. Ловкость и быстрота Илетай произвели на Свена впечатление, еще пока они пробирались по ледяному руслу Гды, Отермы и Нерлеи. Велько пока не очень похож на Ньёрда, подумал Свен, для сурового морского бога тот слишком молод и румян. И тут же засмеялся: эта меренская Скади выбрала юного Бальдра и заполучила его, не обманувшись более красивыми ногами кого-то другого
[59].
Птичий камень назывался так, потому что на нем было выбито три грубых изображения птиц, вереницей летящих в сторону севера: одна большая, другая поменьше, а третья еще меньше – путь души прочь от земного мира, все дальше и дальше в небеса. Были на нем и несколько углублений разной величины, похожих на чаши.
– А почему он Синий? – успел спросить у Илетай Велерад, разглядывая гранитный валун. – Он же серый.
– Потому что он пришел с неба, – шепнула она, глядя, как сперва Боргар, а потом Толмак наливают понемногу пива из бочонка в углубления камня.
«Небо синее, поэтому и камень с неба – синий, хотя и серый?» – мысленно ответил Велерад, но говорить это Вигниру, чтобы перевел, было некогда: Свен обернулся и кивнул ему, приглашая подойти.
Договор подтвердили клятвой с русской стороны Боргар с сыновьями Альмунда и обоими десятскими, а со стороны мерен – Толмак, Ошай, Урман, Юмаш и Шабар. Разобрать, кто из парней принадлежит к более знатному роду, русам не составляло труда: они ведь помнили, кто из отцов какой величины дань платит, а величина дани прямо вытекала из знатности кугыжа. Отец Ошая, как они прекрасно помнили, платил десять куниц и две медвежьи шкуры, то есть лишь немногим меньше, чем сам Тойсар. Уже зная, что Ошай был главным притязателем на руку Илетай, Свен потребовал, чтобы тот принес клятву сразу после Толмака. Ошай был польщен и раздосадован разом, но не нашел предлога отказаться.
Положив руку на стылую поверхность камня, пятеро русов и пятеро мерен принесли клятвы, повторив условия договора, остальные поклялись, что были свидетелями. Потом, по желанию русов, каждый призвал в свидетели свое оружие.
Свен вынул из ножен свой меч по имени Страж Валькирии, приложил клинок ко лбу и к глазам. Мельком ему вспомнилась ночь, когда он дал мечу это имя, испуганное личико Вито на подушке, в окружении мягких волн светло-русых волос, дрожащий свет фитилей от светильников на ларе. У оружия тоже есть свои судьбы, как у людей, и судьба этого меча – служить при замужестве знатных дев. Правда, отважная Илетай пока больше походила на валькирию, чем крошка Вито.
– Теперь ваши и наши боги в свидетелях этой клятвы, – сказал Свен, убрав меч в ножны и надев рукавицу. Рука еще ощущала ледяной холод камня, словно мир иной ответил на рукопожатие. – Никто из нас не отступит от своего слова под угрозой утраты жизни и чести. Ждем вас завтра к полудню.
– И не забудьте принести еще такого поросенка, – Боргар кивнул на опустевший пивной бочонок. – Это очень способствует доброму согласию.
* * *
Для состязания в беге выбрали прямой отрезок речного русла возле погоста, до ближайшей излучины, длиной примерно с три «больших перестрела», то есть триста шагов. Таким образом, соперникам надо было пробежать шесть перестрелов – до воткнутого в снег Боргарова копья с красным древком и обратно. Туда, к копью, ушел Тьяльвар с двумя отроками, а от меренской стороны Умай, Шабар и Ерай – чтобы проследить, как оба соперника обогнут метку.
