– Бегите, спасайтесь, бистед Пдиви! – закдичади дети, дазбегаясь, – то есть закричали дети, разбегаясь. – Это пчелиный рой!
– Я де боюсь пчёд, – ответствовал мистер Приви (похоже, он тоже подхватил простуду) и остался на месте с протянутой рукой и добрым словом для каждого подошедшего.
– Но это же даже не пчёлы! – крикнули дети. – Смотрите! Глядите!
И правда, пчёлы теперь сбились в кучу, и дети увидели, что на самом деле это чёрно-жёлто-полосатое морское чудовище, которое поднялось из глубин и направлялось к ним с очень решительным видом. – Чудище! – закричали дети, убегая ещё быстрей, чем прежде, только уже не кругами, а прямо по пляжу. Впереди всех нёсся мистер Приви, а рядом с детьми – мисс Крилль, и только её мама сидела и счастливо хрумкала, защищённая от всех чудовищ своим белопенным одеялом. Ириска, Изюминка и Мопс замыкали вереницу, а за ними, всё так же щёлкая клешнями, гнались три краба.
Точнее, уже два краба: морское чудовище догоняло их и вдруг протянуло длинный изогнутый пылающий язык и проглотило последнего в колонне… И предпоследнего… И предпредпоследнего… а теперь его жаркое дыхание опаляло кончики хвостов таксам.
– Гав-гав-гав! – голосили Ириска и Изюминка.
– Ой-ой-ой! – вопили дети. – Спасите нас, помогите! Нас всех вот-вот сожрут живьём!..
Никакого ответа – только тихое «фшш-фшш» моря, шелестящего свою колыбельную. Но шелест становился всё громче и превратился в плеск вёсел; а сквозь плеск вёсел донеслись приглушённые крики: «Разрази гром!», «Чтоб тебя!» – и послышался скрежет, когда на песок выехал киль спасательской лодки. Из неё высыпала целая толпа невысоких крепышей в жёлтых клеёнчатых макинтошах; они бегали туда-сюда, запрокинув головы, чтобы хоть что-то видеть из-под своих огромных жёлтых зюйдвесток.
– Вон оно! – кричали они, но макинтоши приглушали их голоса. – Эгей, чудище!
– Да вот же оно! – кричали дети. – Оно эгегейкает за нами на всех парах и скоро нас проглотит!
– Мы-то вас спасём! Мы-то вас спасём! – закричали крепыши и начали запрыгивать обратно в лодку. – Приманка где?
По-видимому, они не могли найти приманку (хотя когда всё-таки нашли, она оказалась довольно крупной) – и снова закричали: «Разрази гром!», «Чтоб тебя!» – и наконец достали со дна лодки Евангелину, которая сама разразилась всякими: «Ой, чтоб вас там!» – и триумфально понесли по пляжу: по два невысоких крепыша в жёлтом на каждую упитанную руку и ногу и гораздо больше согнувшихся пополам – под серединой Евангелины. Запахло горелым, когда чудовище выпустило последнюю струю пламени на хвосты такс, а потом повернуло прочь. Спасатели почтительно положили жертву на большой чёрный камень и побежали, словно стайка громадных жёлтых жуков, обратно, в безопасную лодку.
– О, го-о-осспади! – воскликнули дети, ощущая некоторую неловкость. Им всё-таки было жаль бедную Евангелину! Но они продолжали бежать: ведь они же не могли остановиться, правда?
Чудовище целеустремлённо приближалось к своей жертве – и вдруг замешкалось. Из-за камня выступила тёмная фигура, закутанная в плед, и повелительно подняла руку.
– Я полагаю, она моя! – заявил достопочтенный Томлинсон-Моркот и добавил куда менее возвышенно: – Я первый её увидел.
– Моя! – возразило чудище, выдыхая огонь.
Достопочтенный посмотрел на язык пламени с уважением.
– Это убережёт нас от ненужных хлопот, – задумчиво произнёс он. – Никакого трения палочек, горшков, сковородок и прочего. – И он посмотрел на морское чудовище, уже любя его, как ближнего своего. – Полагаю, мы договорились и поделимся? Мне-то всё равно, сырая она или жареная, но мои любимые мммммглумммбамммммглумммбийцы всегда предпочитали подрумянить. Может, средняя прожарка? – любезно предложил он.
«Ой, бедная, бедная Евангелина! – подумали дети. – Что мы можем сделать?»
И хором заверещали:
– Комета, комета! – указывая в пустое небо, потом принялись тыкать пальцами в такое же пустое море: – Осьминог, огромный, кошмарный спрут!
– Мне нет дела до осьминогов, – заявил преподобный Моркот, беспокойно оглядываясь на море.
– И мне – до комет, – согласилось чудовище, выкатывая язык и тревожно глядя в небеса. Дети закричали вдвое громче:
– Спрут! Комета!
И действительно, на волнах колыхалось жуткое создание из сетки и соломы, со щупальцами из замызганной волочащейся вуали, всё покрытое розовыми шишками из размокших искусственных роз, – а тем временем поперёк луны пролетел яркий предмет, волоча за собой пряди густых каштановых накладных волос.
– Оу-оу, – неуверенно сказал мистер Моркот несколько лающим голосом.
– Оу-оу, – повторило морское чудовище, тоже без всякой радости.
А от злосчастной Евангелины, распростёртой на камне, слышалось только беспрестанное ойканье.
– Если мы будем действовать очень быстро, – начало чудище, – и не станем слишком увлекаться кулинарной подготовкой…
– Порубимби-исожрамби-докромби-шкимби, – ответил преподобный Моркот, что на языке племени мммммглумммба-мммммглумммба означает «согласен».
К ним тихо приблизилась фигура в белом костюме. Это оказался хозяин океанариума.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он преподобного Моркота. – Идём со мной, туда, где твоё место.
– Маломби-кормамби-иводамби-вонямби, – ответил преподобный Моркот, что на мммммглумммба-мммммглумммбийском означает решительное «нет».
– Ну уж дудки, ты пойдёшь со мной, – заявил хозяин океанариума и повернулся к морскому чудовищу. – И ты тоже. Ты просто создано для нашего заведения.
Чудище выкатило язык и пустило пламя, но довольно вяло.
– Ничего подобного, – возразило оно и вместе с Моркотом поползло ближе к Евангелине.
Хозяин ничего им не сказал – просто повернулся спиной. На его лысой макушке красовались большие чёрные буквы: «ТОГДА ВЫ ОБА ПРОСТО СТАРЫЕ ДУРАКИ!» – и многозначительно посмотрел на тёмную воду и залитое лунным светом небо.
Мистер Моркот и чудовище, не говоря больше ни слова, отправились с ним. Евангелина стала слезать с камня; её круглое, обычно румяное лицо теперь было почти белым, но, по счастью, его практически закрывала большая круглая шляпа с обвисшими полями. Ириска и Изюминка любезно пропустили её вперёд, чтобы им самим было удобно покусывать Мопса на бегу, – и всё началось по новой. Дети бежали, и бежали, и бежали…
Им страшно хотелось есть и так же сильно – пить.
– Если бы мы только могли остановиться на минутку, – плакали бедные дети. – Вот бы нам попалась хоть какая-то еда и питьё! – И как только они это сказали, впереди появились две худенькие фигурки в сидячей ванне – марширующие в ней, энергично размахивая руками и высоко поднимая ноги, до колен окрашенные в фиолетовый цвет.
