Акабила запрыгал вокруг стола, словно дикая кошка, и все начали подниматься из-за стола, прежде чем Луицци успел изложить свое мнение о затронутой животрепещущей проблеме.
IX
Честное соглашение
Прошло несколько часов после замечательного завтрака, который столь своеобразно прервался благодаря Акабиле, подавшему Луицци на десерт сапоги. Барон хотел сразу же потребовать объяснений у господина Риго, но тот никак не мог дать вразумительного ответа, ибо не переставал смеяться как одержимый. Что касается госпожи Турникель, то она ограничилась следующими словами:
– Этот глупый дикарь на большее и не способен, но у Риго просто слабость к нему, он его забавляет – так что пусть себе развлекается.
Эрнестина же не принадлежала к тем девушкам, у которых можно поинтересоваться чем-либо, кроме того, что интересует их лично; она была целиком поглощена собственной персоной, фигурой и туалетом, и, похоже, ее охватило глубочайшее презрение к несколько легкомысленным и непритязательным манерам Луицци; казалось, она с большим трудом выслушивала те несколько слов, с которыми барон обращался к ней время от времени. Поэтому он обернулся к госпоже Пейроль, которая извинилась за выходку жокея в весьма обходительной манере:
– Дядюшка привез малайца с Борнео, желая как-то приспособить его к делу: он пробовал его в качестве грума, кучера, камердинера и бог знает кого еще. Ничего из этой затеи, конечно, не вышло, и дядюшка оставил дикарю только одно поручение: чистить и вощить сапоги. По правде говоря, господин Риго относится к нему скорее как к дрессированной обезьянке, и за хорошее поведение и добросовестное выполнение возложенной на него задачи Акабила получает от дядюшки стаканчик рома, до которого тот уж очень жаден. Сегодня ему, видимо, забыли выдать утреннюю порцию, а потому он уволок первые попавшиеся сапоги, вычистил их и торжественно поднес владельцу, дабы получить законное вознаграждение.
Луицци ничего не оставалось, кроме как удовлетвориться таким объяснением, хотя присутствие малайца в доме Риго вызывало у него какое-то смутное удивление, и вся эта история с сапогами почему-то беспокоила барона, причем он никак не мог понять, из-за чего именно. Тем не менее он продолжал свои наблюдения за всем происходящим, забавляясь мучениями мэтров Маркуана и Фурнишона, так и не определивших, за кем же им лучше ухаживать, а потому распинавшихся попеременно то перед матерью, то перед дочкой, в то время как господин де Леме отдавал предпочтение госпоже Пейроль, а адвокат старался держаться поближе к Эрнестине. Явное невнимание последней к немногим словам Луицци вынудило его тщательнее присмотреться к Эжени, и он подметил ее правдивый, серьезный и возвышенный характер, почтительность и мягкость в отношениях с матерью и дочерью и полное достоинства смирение перед нелепым положением, в которое поставил ее дядюшка. Однако Луицци уже почти сделал свой выбор: он понял, что даже если действительно встретит здесь ангела во плоти, то вряд ли ему, еще молодому, красивому, элегантному и богатому, стоит входить в подобную семью, и решил назавтра же покинуть Тайи. Его несколько смущало только предстоящее в этом случае объяснение с господином Риго, но хозяин дома сам предоставил ему великолепную возможность для этого. После обеда хозяин попросил мужчин задержаться, дабы откупорить сообща несколько бутылочек вина. Едва дамы удалились, он заговорил:
– Господа, я прекрасно понимаю, зачем вы здесь: можно выиграть пару миллионов, и все вы к этому стремитесь.
Все, кроме Луицци, протестующе вскрикнули; барон же, еще более утвердившись в своем недавнем решении, оставил за собой право при удобном случае достойно ответить на оскорбительное утверждение.
– Я сказал вам всего-навсего, что вы хотите заработать пару миллионов, – что в этом такого? Так что не стройте из себя недотрог, а слушайте дальше.
– Вы, папаша Риго, – большой весельчак, – сказал адвокат, наполняя бокалы.
– Да-да, шуточка просто отменная, – поддакнули остальные, чокаясь с бывшим главнокомандующим армейских кузнецов.
– Так вот, господа, я должен сообщить вам одну весьма приятную вещь. Я начинаю уставать от нашествия оравы женихов – жениться не могут, а съедают и выпивают столько, что сил никаких нет. А потому должен вас предупредить, что я предписал племянницам в течение суток сделать свой выбор. Вот вы все передо мной – красавцы, да и только, разного возраста и разных профессий. Я отлично осведомлен на ваш счет, и все вы одинаково меня устраиваете. Так что определяйтесь и делайте свой выбор, но уж, будьте любезны, попытайтесь угадать точно, ибо я подтверждаю, что даю два миллиона приданого, но тот, кто промахнется, не получит ни су.
Юный пэр и адвокат хитро переглянулись, а приказчик и клерк аж побледнели от разочарования. Господин Риго снова взял слово:
– Завтра вечером выбор будет сделан, послезавтра состоится оглашение о предстоящем бракосочетании, а через недельку мы славно погуляем на двух свадьбах сразу, если только вот господам из Парижу не понадобится какое-то время, чтобы привезти свои семейные документы.
Приказчик и клерк посмотрели друг на друга уже в совершенном смятении; наконец господин Фурнишон, по глупости своей раньше сумевший справиться со смущением, промямлил:
– Могу вас заверить, сударь, я не заставлю вас ждать… Все мои документы при мне.
Присоединившись к всеобщему хохоту, господин Риго обратился к клерку:
– Ну-с, а вы, вьюноша?
– Что ж я, глупее этого индюка, что ли? – напыжившись, буркнул клерк.
– Тэк-с, что касается парижан, то они давно готовы, – подвел итог господин Риго. – Нам остается только узнать мнение господина барона…
Мало кому удавалось когда-либо получить столь предметный урок, как Арману, на тему человеческой жадности. На какие только унижения не готовы пойти люди корысти ради! Душа его взбунтовалась против подобной низости, и, заступаясь за попранное человеческое достоинство, он ответил:
– Речь идет о самых святых узах, о самом важном обязательстве в жизни, и я никогда не пойду на столь постыдную сделку. Так что, господа, можете спокойно продолжать гонку за приданым, я вам мешать не собираюсь.
Господин Риго побагровел от ярости, но он почти тут же взял себя в руки, метнув, впрочем, на Луицци злобный взгляд, который наверняка встревожил бы барона, если бы он считал, что хозяин дома способен причинить ему какой-либо вред. В то же время четверо женихов закричали наперебой, что барон оскорбил их и должен ответить за свои слова.
– Тихо, тихо! – оборвал их Риго. – Если кого-то оскорбили, то прежде всего меня, и захочу ли я потребовать объяснений – это мое дело. Вольному воля, господин барон. Вам же лучше, господа, ваши шансы увеличиваются. Идемте же к нашим дамам.
Он поднялся и быстро вышел в гостиную. Адвокат и господин де Леме последовали за ним; проходя через двери, господин Бадор вынул из кармана носовой платок и выронил листок бумаги; Луицци подобрал его и хотел было уже вернуть адвокату, но в этот момент заметил, как коротышка-клерк потянул приказчика за рукав, и они вернулись в столовую. Луицци остановился и с интересом прислушался.
