– А-а, вот и вы, господин барон! Когда до меня дошли столь грустные новости, я запретил кому бы то ни было беспокоить вас в вашей комнате. Пресвятая Богородица! Надо думать, тяжело – вот так вот вдруг разориться дотла, особенно таким большим господам, как вы. Это мы, простые мужики, ко всему привычны… Но я вам крайне благодарен за то, что, не успев прийти в себя, вы решили почтить своим присутствием наше семейное торжество.
Луицци, немного оправившись от волнения, пробормотал несколько слов и взглянул на тихонечко сидевшую в углу Эжени. Видно было, что она плакала весь день; она также взглянула на Луицци; он приветствовал ее с теплотой, которой не было и в помине, когда она приходила к нему вчерашним вечером, но которую он хотел ясно проявить теперь. При этой сцене присутствовал также человек, которого Луицци еще не видел в доме Риго, – нотариус, который с каким-то странным выражением рассматривал барона сквозь стекла очков. Арману показалось, что он знаком с этим человеком, и не черты лица, а выражение оного особенно поразили его; он начал копаться в памяти – где и при каких обстоятельствах он мог с ним встречаться? – но в этот момент пробило семь часов.
– Пора! – воскликнул господин Риго. – Пора начинать. Итак, положим в шляпу три листочка с именами дам; нужно кинуть жребий, кто из них будет выбирать первой. Думаю, господин барон соблаговолит оказать нам эту услугу, ведь он не входит в число конкурентов.
– Разве я это говорил? – невнятно произнес Луицци; страх перед ожидавшей его нищетой заставлял действовать, но остатки совести призывали к некоторой сдержанности.
Господин Риго ахнул:
– Что я вижу? Похоже, ночь – хороший советчик, господин барон. Я просто очарован.
Луицци потупил глаза; еще недавно, если бы такая фраза относилась к кому-нибудь другому, он счел бы ее оскорблением и последней трусостью – ответное молчание. Он услышал сухой и едкий смешок нотариуса, и ему показалось, что он уже слышал когда-то это зловредное хихиканье, но не вспомнил, где и когда.
Язвительный смех нотариуса заглушил поднявшийся среди остальных конкурентов недовольный ропот, который быстро перерос в довольно резкие и нелестные для барона замечания.
– Ах! – сказал адвокат. – Действительно, ночь – неплохой советчик, а уж разорение – тем более.
– Великолепно, – поддакнул ему маленький клерк. – Будь у господина барона еще немного времени, он согласился бы подписать не только брачный договор, но и что-нибудь еще…
– Разумное решение, – не отставал пэр Франции, – хотя и несколько запоздалое; но тем больше чести оно вам делает, господин барон, – только перед лицом настоящей опасности проявляется истинная отвага.
– И ее вполне хватит, – не выдержал Луицци, – чтобы сказать вам, что вы, жалкий хлыщ, можете вполне убедиться в ее истинности.
– Что ж, в любое удобное для вас время.
– Немедленно, сударь.
Они уже приготовились выйти, но Риго помешал им, закричав:
– Тот, кто сейчас выйдет драться, сейчас же будет исключен из списка соискателей!
К чести барона нужно заметить, что первым остановился господин де Леме.
– И каждый, – продолжил Риго, – кто вздумает затеять ссору, тоже будет вычеркнут.
– Я лично и слова не сказал, – быстро проговорил приказчик, прихорашиваясь.
Установилась полная тишина, и господин Риго снова взял слово:
– Так вот, милые дамы, перед вами пятеро красавцев-мужчин, один другого лучше и разного возраста. Прошу обратить особое внимание на это обстоятельство. Сходство в годах – первооснова будущего счастья. Так что давайте быстренько перечислим: господину де Леме двадцать пять…
– Тридцать, вы хотите сказать, – посылая пламенный взгляд госпоже Пейроль, возразил юный граф.
– Что ж, прекрасно, – хмыкнул господин Риго. – Господин адвокат, вы, кажется, немного старше, не правда ли?
– Мне всего двадцать девять, – поспешно выкрикнул господин Бадор, выпячивая грудь перед Эрнестиной.
– Господину Маркуану…
– А я даже и не знаю, сколько мне лет, – нашелся клерк.
– А господин Фурнишон у нас какого возраста?
– Любого, какого пожелаете, – ничуть не смутился приказчик.
– Ну что ж, а господину де Луицци, насколько мне известно, тридцать два. Начнем; но поскольку господин барон входит теперь в число претендентов, он не может оказать нам услугу – вытянуть листок с именем. Придется нам нижайше попросить этого бездельника, Акабилу, сыграть роль лотерейного попугая. Действуй, охламон, или я прикажу нарезать из твоего зада кожу на тапочки.
И прежде чем бедняга Акабила сообразил, что от него хотят, он был отчитан Риго в то самое место ногой, как бы интересовавшейся, добротные ли тапочки ей придется носить.
Сын короля сразу все понял, сунул в шляпу руку и вытянул первый листок с именем Эрнестины. Господин Бадор, сидевший рядом с ней, испустил продолжительный вздох, который был хором повторен приказчиком и клерком.
Акабила опять погрузил руку в шляпу, и на этот раз нотариус прочел имя Эжени. Настал черед графа де Леме пламенно вздохнуть, и опять ему вторили в унисон господа Маркуан и Фурнишон. Оставалось только имя госпожи Турникель, проворчавшей с недовольной гримасой:
– Остатки после других – вот, право, удовольствие…
– Вам хватит, можете не сомневаться, – сказал адвокат с крайне удовлетворенным видом.
– Останутся и красавцы, – заметил приказчик.
– И добряки, – поддакнул клерк.
– И благородные, – добавил граф де Леме.
Луицци промолчал.
– И даже влюбленные, – послышался от дверей чей-то голос.
Все оглянулись – Малыш Пьер, вошедший в гостиную, не снимая сапог, громогласно заявил:
– Я ищу вас, господин барон; некий важный господин из Парижа просил передать вам, что либо вы немедленно явитесь к нему, либо он сам вас здесь найдет.
– Минуточку! – вмешался нотариус. – Мы не можем так вести процедуру. Если господин барон уедет, я потребую его исключения из числа претендентов.
Луицци колебался: он припомнил данную ему Дьяволом надежду, но не забыл и о его угрозе.
– А как он выглядит, этот господин? – спросил он.
– Он такой большой, грозный, весь в черном, в руках портфель, а с ним два курьера; смахивает на судейского.
– Судебный исполнитель! – ахнул Луицци.
– Возможно, – продолжал Малыш Пьер, – так как остановился он у мирового судьи, и когда я его видел, он все чего-то царапал на гербовой бумаге.
– Похоже, – хихикнул адвокат, – у господина барона некоторые неприятности… переводные векселя, например…
– Если надо будет, я их оплачу, – негодующе огрызнулся Луицци.
