– Я? – раскраснелась девушка. – Я? Но… – На какое-то мгновение она, казалось, растерялась, но потом ответила все-таки, запинаясь: – Разве я могу оказать какое-то воздействие на бандитов? Вы же сами видели, что я ничем не смогла помочь раненому, не зная, правда, кто он такой…
– Да, конечно, – заметил папаша Бруно, – но все мы видели, как одного вашего слова оказалось достаточно, чтобы спасти барина, которого вы узнали.
– Это ничего не значит, – покачала головой Каролина. – Не стоит, брат мой, не стоит подвергать себя страшной опасности ради объяснения, которое, возможно, принесет мне только новую боль…
– Подумайте, – настаивал Луицци, – ведь речь идет о вашей чести, а может быть, и о счастье всей вашей жизни.
– Ах вот как? – Услышав слова барона, папаша Бруно подскочил как ужаленный. – В таком случае мы в вашем полном распоряжении, сестра Анжелика. Я сам пойду с вами, господин барон, а поведет нас малыш Матье.
– Но тогда и вы попадете на мушку, – заметил барон.
– О нет, я – это я, – гордо заявил старик. – У нас с Бертраном особые отношения; он трижды подумает, прежде чем сделает неверный шаг.
– Однако это не уберегло вашего сына от пули, – возразила Каролина.
– Да, но выпустил ее не Бертран, и он не приказывал стрелять. Я хочу, сестра Анжелика, спросить у вас только одно… Вы столь милосердны и добры к бедным людям… Правда ли, что ваше счастье зависит от того, доберется ли этот господин до банды и повидается с пленником?
Каролина опять смутилась, не решаясь ответить; наконец она проговорила, потупив глаза:
– Я не могу противиться воле брата, если он непременно хочет увидеть господина Анри…
– Да, сестра моя, – горячился Луицци, – да, это необходимо, и не только вам; подумайте, что Анри там один, без всякой поддержки, в плену у людей, которые могут жестоко отомстить ему за проявленную в бою против них отвагу… Нужно выручить его!
– Спасите же его, брат мой, и да благословит вас Господь!
– Когда мы отправимся? – спросил Луицци.
– Чем раньше, тем лучше, – сказал папаша Бруно. – Нужно немедленно разбудить Матье.
– Эй, послушайте, – послышался голос Жака с большой кровати, занимавшей угол просторной комнаты.
Луицци и сестра обернулись и подошли поближе; крестьянин приподнялся:
– Вот что… Я, конечно, не возражаю против того, чтобы мой отец и сын отправились к Бертрану, если речь идет о чести и счастье сестры Анжелики. Когда моя дочурка, вот эта бедненькая малышка, что спит рядом, заболела оспой, сестра, не побоявшись заразы, пришла к нам, день и ночь ухаживала за ребенком и спасла его. Ради той жизни, что она сохранила, я готов рискнуть другой, так что Матье я отпускаю. Что касается вас, отец, то вы знаете, что делаете, и я не стану вам перечить. Но это еще не все… Мне нужно ваше слово, господин барон, слово чести, что вы не воспользуетесь всем тем, что увидите, кроме как для своих дел. Поклянитесь же именем Господа нашего, что никому не скажете о местонахождении Бертрана, и если военные, пронюхав о вашем пребывании в тайном лагере шуанов, будут расспрашивать вас, вы не дадите им ни малейших сведений, которые могли бы навести их на след.
– Конечно, даю слово, – ответил барон, – хотя меня и удивляет, что вы просите об этом; ведь вы сами чуть не пали от рук этих мерзавцев.
– У меня к Бертрану свой счет, – мрачно проговорил Жак. – Он заплатит мне кровью, лично мне и никому другому. Идите же, делайте свое дело, а я сделаю свое, когда придет время.
Через минуту Матье был уже готов. Условившись, что Каролина будет ожидать возвращения барона у Жака, Луицци, слепой старик и мальчишка отправились в путь. В предрассветной мгле они продвигались в полном молчании по раскисшим дорогам, пролегавшим по овражистым просекам в густой чащобе. Как только занялся рассвет, навстречу стали попадаться крестьяне, шедшие на полевые работы; затем движение еще более оживилось, появилось множество местных узких возов с производящими внушительное впечатление упряжками, состоявшими как минимум из трех пар быков и четверки лошадей с необычайной длины поводьями. С одной стороны, плачевное состояние дорог вынуждало применять столь значительные силы для транспортировки даже небольших грузов, ибо легкие повозки быстро приходили в негодность на глубоких рытвинах, а с другой стороны, для всякого уважающего себя крестьянина количество лошадей и быков, которых он мог запрячь, чтобы отвезти на рынок пару-тройку мешков с зерном, было вопросом престижа и предметом зависти для соседей.
Луицци, преисполненный дум о важности предстоящей миссии, смотрел на окружающее без особого внимания, не находя ничего необычного и в странноватой внешности сопровождавших тяжеловозы крестьян, закутанных в неизменные козлиные шкуры, с большими красными колпаками на головах, из-под которых выбивались длинные прямые волосы, в деревянных башмаках на босу ногу, кожаных гетрах и коротких штанах с разрезами на коленях. Тихий монотонный напев, который почти всегда сопровождает крестьян в пути, нисколько не отвлекал барона от размышлений; однако его поразил тот факт, что все встречные обязательно интересовались:
– Эй, ну как у вас дела? Надолго Жаку плечо отключили? Как его рана – серьезная? – то и дело спрашивали у папаши Бруно.
Все уже знали о происшедшей всего три или четыре часа назад стычке на отдаленном хуторе, причем справлялись с участием, но без малейшего порицания или похвалы по отношению к действиям Жака или же шуанов. Меж тем Луицци не смог не выразить папаше Бруно своего удивления, что новость о ранении его сына так быстро распространилась.
– Обычное дело, – хмыкнул старец. – Добрая половина повстречавшихся нам парней – из банды. Совершив вылазку, они разошлись по домам, и сколько ни проверяй их полицейские ищейки, ничегошеньки не заподозрят.
– Это выше моего понимания! – изумился Луицци.
– Что ж тут неясного? Все очень просто: известно, сколько колпаков и белых платков, то бишь мужчин и женщин, в каждом доме; и вот, к примеру, приходят жандармы в обеденный час, спрашивают о наличии людей; нужно ответить им, сколько находятся в поле, сколько – на рынке, и если они кого-то недосчитаются, то берут его на заметку. Но поскольку с восходом солнца парни уже дома или на работах, то нет никакой возможности узнать, кто из них ночной тать. Бывало, легавые расспрашивали о дерзком налете как раз у тех, кто его совершил. Чтобы изобличить всех этих оглоедов, что борются якобы за общее дело шуанов, нужна ночная облава, а жандармы у нас ребята смелые, всемером одного не боятся – и то лишь при свете дня.
– Но тогда, – заметил Луицци, – и Бертрана можно найти у него дома?
– О нет, он личность известная, и если он и заходит иной раз к себе, то лишь после захода солнца; мы найдем его на Больших Ландах, в компании с полудюжиной таких же отъявленных злодеев, вынужденных скрываться по той же причине.
– Получается, – продолжал барон, – что нам сейчас повстречались в том числе и участники вчерашнего нападения на ваш дом?
