– Что ж, попробуйте, – согласился Анри, – вот только… Будьте так любезны, передайте мне на минутку всю эту корреспонденцию…
– Вы вновь обретете в ней отраду души своей, – чарующим тоном ответил Луицци, передавая пакет с перепиской офицеру.
Анри уткнулся в письма с заинтересованностью, вызвавшей у барона улыбку; Луицци поспешил отвернуться и отошел к Бертрану.
– Ну, хватит, – хмуро сказал ему шуан, – Бруно разъяснил мне тут кое-что; вроде как монашка – ваша сестра. Это делает вам честь, ибо сестра Анжелика – святая женщина. Но больше делать вам тут нечего, так что сматывайтесь, и чем быстрее, тем лучше – пока я не передумал.
– Дело в том, что я не могу уйти один; папаша Бруно, видимо, не все вам сказал. Да, я являюсь братом сестры Анжелики, как вы ее называете. Но этот офицер – не кто иной, как ее жених, причем уже с давних пор; некие жизненные неурядицы разлучили их, и сегодня, когда они вновь нашли друг друга, я хотел бы устроить их судьбу…
– Выдать монашку замуж? – хохотнул один из шуанов.
– Она еще не дала обет, – возразил Луицци.
Мятежники приглушенно зароптали, но Бертран перекрыл их голоса мощным окриком:
– Заткнитесь, вы! Нас это не касается! Вот что, сударь, – обратился он к Луицци, – я вам скажу по-хорошему: пусть его благородие женится когда хочет и на ком хочет, хоть на монашке, хоть на черте, но только после того, как мы обменяем его на нашего Жоржа.
– Так вы не отпустите лейтенанта со мной?
Бертран тупо уставился на барона:
– С какого перепуга? Чего ради?
– Но ведь речь идет о чести и счастье женщины… Женщины, которую вы сами только что назвали святой…
– Ничего себе – святая, – фыркнул Бертран, – если у нее хахали из красноштанников!
– Вы забываете, с кем говорите! – возмутился Луицци.
– Это вы забыли, где находитесь! – гневно закричал вдруг Бертран, замахнувшись на барона прикладом своего ружья. – Кто вы такой? Скажите спасибо, что я не превратил вас в решето еще на подходе сюда, что я, так и быть, позволил вам говорить с моим пленником – и все потому, что с вами пришел старикашка Бруно, потому, что я причинил вред его сыну! Разве я вам еще чем-то обязан? Убирайтесь – вот вам мой совет! Улепетывайте, и поскорее, пока я добрый, пока еще разрешаю, пока еще терплю ваши выходки, слышите, вы, господин мусью из Парижу!
Луицци уже собрался сморозить в ответ очередную глупость, но его опередил папаша Бруно:
– Да ладно тебе, Бертран, уж больно ты борзый; он прав отчасти, этот барин.
– Не встревай, калечный, – огрызнулся шуан, – ты и так уже сунулся дальше, чем следует.
– Я буду вмешиваться во что мне угодно, уразумел? – сердито ответил слепец. – Ты меня своим рыком не испугаешь, не на того напал. Я слыхивал и твой скулеж, и безысходный вой…
– Закрой пасть, – бешено сверкнул глазами шуан. – Накличешь беду – смотри у меня!
– А если я не буду молчать? Если я вспомню кое-что? А, Бертран? Не вынуждай…
– Я сумею укоротить твой поганый язык, – взбешенно выпалил Бертран, взводя курок.
– Эй, будет вам! – закричали разбойники. – Хватит уже и Жака.
Вожак остановился, но не опустил ружье, а Бруно не допускающим возражений тоном проговорил:
– А ну, давай-ка, Бертран, отойдем в сторонку.
Бертран повиновался, отойдя вслед за слепым стариком на несколько шагов; остальные шуаны удалились, выйдя из-под арки полуразрушенного моста, но барон, оставшись на месте, благодаря необычной акустике свода ясно слышал слова папаши Бруно, будто находился рядом с ним:
– Или ты забыл ту атаку под Андуйе? Забыл, как Балатрю, наш взводный, получил смертоносную пулю между лопаток, хотя шел впереди? Я-то знаю, чей это был выстрел, ведь я шел рядом с тобой! Хочешь, я заявлю об этом во всеуслышанье?
– Балатрю предал нас, – потупившись, пробормотал Бертран.
– Если бы! Ты волочился за его женой, а потом женился на ней – вот и все дела!
– Ну? И что дальше? – От ярости Бертран с такой силой вцепился в приклад, что пальцы его побелели и хрустнули.
– Дальше? Когда я пригрозил рассказать все нашим командирам, ты валялся передо мной на коленях, умоляя: «Не выдавай; если тебе когда-либо понадобится жизнь или смерть любого человека, то я убью его или помилую – только попроси». Было такое?
– Тебе нужна жизнь его благородия?
– Да, но не только. Мне нужен Коротыш, стрелявший в Жака.
– Откуда ты знаешь, что это он?
– Оттуда. Матье видел.
– Да, это он.
– Не хочу, чтобы он как-нибудь попытался опять. Ведь ты знаешь, что он когда-то ударял за Марианной; этой ночью он чуть было не последовал твоему примеру, и…
– Хорошо, – оборвал старца Бертран, – он твой. В конце концов, я и сам терпеть не могу этого барана… Но это все. Офицера не отдам – не могу.
– Сможешь. Сможешь, если захочешь.
Неизвестно, сколько они могли еще так препираться, но в этот момент с вершины холма послышался легкий вскрик; вслед за тем шуан, стоявший на часах, ловко соскользнул вниз по специально проделанным в колючем ежевичном кустарнике ходам и негромко возвестил:
– Тревога, мужики! Красноштанники!
– Где? – бросил Бертран.
– На опушке большого леса!
– Понятно, – ответил ему вожак, – не кричи и спокойно возвращайся на пост. – Затем он обернулся к Бруно: – Ну, и как ты себе мыслишь – каким образом я предложу ребятам освободить вояку, который еще вчера утром чуть было не порубал их в капусту?
Он еще не закончил фразу, как с верхотуры скатился второй часовой:
– Ой-ой, ребятишки! Жандармы!
– Где?
– Идут от Глыбкого Болота!
– Поднимайся обратно и жди сигнала, – приказал ему Бертран.
Услышав о приближении правительственных отрядов, Анри приподнялся, чтобы подойти к барону, но тот знаком попросил его не прерывать беседу двух крестьян.
Как раз в эту самую минуту Бруно говорил предводителю банды:
– Вот подходящий момент: уходи вместе со своими людьми, а офицера оставь с нами здесь.
– Не знаю, что из этого выйдет, – невозмутимо произнес Бертран, после чего отошел от старика, бросив на него полный коварства и ненависти взгляд. Луицци тотчас подошел к лейтенанту.
– Эта облава очень даже кстати, – обрадованно сказал Анри.
– Сомневаюсь, – ответил ему Луицци, после чего, тронув слепца за рукав, тихо шепнул ему: – Будьте осторожны. Не иначе как у Бертрана на уме что-то недоброе…
Почти в тот же момент вновь появился необыкновенно возбужденный Бертран:
