Улыбнувшись, Жюльетта вновь откинулась назад в той же непринужденно-соблазнительной позе, словно не понимая, сколько в ней провоцирующего, и проникновенно взглянула на барона. В одну минуту тысяча самых разных чувств промелькнула на ее лице. Но вскоре ее волнение улеглось, уступив место пристальному и продолжительному взгляду, который бросил Армана в дрожь, как бы передав ему смятение, что обуревало девушку всего несколько секунд назад. Он приблизился к Жюльетте и вдруг нежно обнял ее; она не шевельнулась, не сводя с него вопрошающих глаз.
– Жюльетта, – вкрадчиво прошептал Луицци, – скажите, из-за однажды преданной любви вы отвергнете и другую любовь?
– Сударь, к чему она мне? – то ли взволнованно, то ли насмешливо спросила Жюльетта.
– Вы, верно, не представляете, сколько упоительного наслаждения может быть в любви, и из всех женщин, с которыми мне доводилось встречаться, ни одна не заставляла меня испытывать такое волнение, как вы.
Жюльетта, хотя и не покраснела, казалась слегка ошарашенной; затем она взяла себя в руки и, еще более раззадоривая Луицци улыбкой, которую она как бы пыталась скрыть, мягко покусывая дрожащие губы, тихо спросила:
– И вы можете научить меня этим упоительным наслаждениям?
Вопрос мог бы исходить из уст обыкновенной кокетки и звучал бы до смешного наивно, если бы Жюльетта не задала его нарочно.
– Научить вас, Жюльетта! – Луицци еще теснее придвинулся к девушке и почувствовал аромат любви, исходивший от нее. – Научить вас! О! Это было бы высшим блаженством!
Он завладел рукой Жюльетты, и та не отняла ее.
– Для вас, возможно, да, – сказала бывшая воспитанница монастыря с обескураживающим видом, – что до меня, то я думаю лишь об обратной стороне любви.
– Поверьте мне, в ней есть благословенные часы. – Луицци осторожно обнял девушку за талию. Жюльетта, чтобы воспротивиться поцелую, выгнулась как лук, выставив бедро и откинув назад вздымавшуюся грудь и искаженное лицо.
– Верьте мне, Жюльетта, – смущенно шептал барон, – в этом жизнь и лекарство от всех бед.
– Я вас не понимаю. – Голос девушки прерывался.
– О, неужели вы не чувствуете, – барон изо всех сил притянул к себе Жюльетту, – как несказанно упоительно, когда твое сердце бьется рядом с другим сердцем?
И барон, подчиняясь сжигавшему его желанию, прижал свои губы к приоткрытым и трепетавшим губам Жюльетты; он ощущал, как она вся задрожала, видел, как затуманились и закатились ее глаза, чувствовал, каким мягким и податливым стало ее тело, и, решившись воспользоваться той краткой потерей сознания, что губит женщин, одаренных страстной натурой, уже силой преодолевал последние препятствия, которые возвела неподвижная Жюльетта, и вдруг она, распрямившись, как придавленная змея, вскочила на ноги, оттолкнула Армана и закричала прерывистым голосом:
– Нет, нет, нет, нет! – Тело девушки содрогалось, зубы отчаянно стучали, и при этом она обращалась как бы к себе, а не к барону.
Сконфуженный Арман пытался выдавить из себя какие-то слова; но она, не дав ему времени, чтобы оправдаться или продолжить, произнесла раздраженно:
– Пойдемте к вашей сестре.
Жюльетта покинула будуар и неожиданно вошла в гостиную к Анри и Каролине.
Лейтенант сидел весьма близко к своей невесте и живо отодвинулся, когда услышал звук открывавшейся двери.
Каролина опустила глаза, покраснев от стыда и смущения. Луицци же в очередной раз испытал крайнее недоумение, заметив странный взгляд Жюльетты, который, будь он брошен любой другой женщиной, означал бы только одно:
«И здесь то же самое».
VII
Последствия одной шутки
Почти в тот же миг доложили о прибытии гостя, и Луицци поморщился, услышав имя маркиза де Бридели. Барон приветствовал его с холодностью, дабы предупредить бывшего актера о том, что его визит мало приятен хозяину дома. Лакей передал также Арману письмо и сообщил, что ответа ожидают незамедлительно. Луицци взял конверт, и тут же маркиз протянул ему еще одну записку, с самодовольным видом сопроводив ее цитатой:
…Письмо извольте получить, Его велели вам вручить.
Как ни торопился Луицци избавиться от незваного гостя, он принял его послание и открыл его первым. Прочитав записку, он воскликнул:
– Так господин Барне здесь?
Если бы Густав де Бридели не загораживал Луицци, то барон заметил бы, сколь неожиданное впечатление произвела эта новость на тех, кто ее услышал.
Жюльетта и Анри обменялись быстрыми и испуганными взглядами, маркиз же поспешил сообщить:
– Мы приехали час назад, и я поспешил к вам. Но записка от господина нотариуса – это еще не все… Оставляю вас наедине с вашей корреспонденцией.
И красавец Густав легкой походкой, напоминавшей персонажей комической оперы, поспешил к тем, кто сидел в противоположном углу гостиной.
На сей раз Луицци не услышал возгласа Густава при виде Жюльетты и Анри лишь только потому, что его внимание было полностью поглощено чтением письма, которое вручил ему Пьер. Зато изумление маркиза не ускользнуло от Каролины, но Анри быстренько подбежал к Густаву, увлек его в другой угол гостиной и что-то сказал. Густав не успел ответить, как Луицци, обернувшись к нему, заявил более чем вызывающим тоном:
– Это письмо касается вас, сударь.
– Меня? – пренебрежительно переспросил Густав.
– Вас, – с презрением и гневом повторил Луицци, – и нам придется объясниться по этому поводу. Извольте следовать за мной.
– Иду, уже иду. – Густава ничуть не смутил грозный голос барона.
Они прошли в будуар, где недавно разыгралась сцена между Жюльеттой и Арманом, и здесь Густав довольно нахально поинтересовался:
– Так в чем дело, господин барон?
– В том, сударь, что вы… – Луицци запнулся. – Я стараюсь избегать некоторых выражений, но вы найдете их в этом письме. Я полностью разделяю каждое его слово.
Густав взял протянутую бумагу и прочел следующее:
«Сударь,
Я представил госпоже де Мариньон человека, которого не знал и который оказался интриганом без чести и совести. Этот человек – вы. Она простила мне ошибку, которую я совершил. Вы представили ей, его зная, другого интригана вашего пошиба – так называемого маркиза де Бридели. Этого я простить не могу. Если, как прошел слух, вы сумасшедший, я пришлю вам моего врача, если вы в здравом уме, то через час у вас будут мои секунданты.
Косм де Марей».
Маркиз помолчал немного, тогда как барон не сводил с него разгневанных глаз. Наконец юный Элевью протянул барону записку и усмехнулся:
– Вы разделяете каждое слово?
– Да, сударь. – Барон уже пылал от ярости.
