– Пока достаточно, – сказал он Дьяволу, – теперь я знаю все, о чем хотел знать, чтобы принять решение.
– Ошибаешься, – ответил Сатана, – дай мне рассказать до конца сцену Жюльетты и господина де Серни, это займет всего полчаса, хотя длилась она больше трех часов.
– Я знаю все, что хотел. Главное, что граф не преследовал нас или, по крайней мере, не идет по нашему следу.
– Более того, – заметил Дьявол, – он вернулся домой и до сих пор оттуда не выходил.
– Все идет как нельзя лучше, – обрадовался барон, – мы можем спокойно уезжать.
– Ты хорошо подумал о предосторожностях? – спросил Дьявол.
– Давай посмотрим. – Барон как бы перебирал и еще раз обдумывал все, что он сделал. – Устроив Леони в гостинице, я написал Анри, он пришел и, как я просил, принес деньги, необходимые, чтобы уехать из Парижа и приготовиться к путешествию.
– А ему ты сказал, почему уезжаешь?
– Конечно нет.
– А куда направляешься?
– Подавно.
– Делаешь успехи, барон, научился хранить секреты! А что потом?
– Потом, – продолжил Луицци, – я пошел и сам нанял экипаж. Кучер благодаря моей щедрости честно обещал загнать своих лошадей и доставить меня в Фонтенбло за пять часов.
– Мне нравится этот кучер. А карета приедет за вами сюда?
– Нет, будет ждать на углу улицы Ришелье и бульвара.
Дьявол засмеялся, и барон с удивлением посмотрел на него:
– Что тебя рассмешило?
– Своеобразный пункт отправления, – смеялся Сатана. – Мог бы выбрать что-нибудь получше, чем место у дверей публичного дома и казино.
– Это место предложил сам кучер, чтобы не привлекать внимания, как если бы он ждал нас у дверей дома, где все закрыто и тихо.
– Очень любезно с его стороны, – похвалил Дьявол, – соображает, как проворачивать делишки. Этот парень далеко пойдет. …Итак, что ты собираешься сейчас делать?
– Жду только твоего ухода, чтобы поторопиться самому в Фонтенбло, а оттуда на перекладных от деревни к деревне до Орлеана, но так, чтобы никто не догадался, куда мы направляемся.
– Как же твои выборы?
– Там видно будет.
– Не забывай, я к твоим услугам, если тебе понадобится что-нибудь узнать.
– Ты становишься таким обязательным, Сатана!
– Я хочу придерживаться правил игры, мой господин, обычно ты считаешь, что все глупости, которые натворил, произошли потому, что я тебя недостаточно информировал. Смотри же, подумай хорошенько, тебе больше не о чем спросить?
– Нет, во всяком случае сейчас, – бросил на ходу Луицци, возвращаясь в комнату, где Леони писала письмо отцу.
– Барон, – остановил его Дьявол, – известно, что мои предупреждения и советы ты не всегда получаешь из моих рассказов, я часто ставил на твоем пути людей или события, которые от моего имени предостерегали тебя. Вспомни как следует все, что ты видел после выхода из тюрьмы, и теперь, когда собираешься сделать такой важный шаг, спроси себя: может, все-таки что-то заслуживает объяснения?
Луицци задумался, но, сопоставив рассказ Дьявола и свое приключение с госпожой де Серни, он не обнаружил ничего, что ему показалось бы неясным. Впрочем, настойчивое желание Дьявола заставить выслушать его откровения казалось барону более чем занимательным, видно, Сатане хотелось свернуть его с выбранного пути. С другой стороны, он думал о госпоже де Серни и спешил узнать, что она написала отцу. День приближался, настало время бежать. Барон вернулся к Леони и увидел ее сидящей за столом, на котором лежало уже давно законченное и запечатанное письмо.
– Леони, – сказал он, – пришло время покинуть Париж, дайте мне письмо, я отнесу его на почту, так никто не сможет ничего узнать ни от служащего гостиницы, ни от ссыльного. Идемте, Леони.
Графиня, сидевшая облокотившись о стол и спрятав лицо в ладони, медленно подняла голову. Ее красивое лицо, накануне сияющее здоровьем, покрылось матовой бледностью, красноватые синяки под глазами свидетельствовали о глубочайшем утомлении, и только сильнейшая лихорадка не давала ей впасть в забытье.
Под отяжелевшими и ввалившимися веками горели глаза, выражавшие беспокойное исступление. Ее волосы, накануне кокетливо обрамлявшие лицо белокурыми волнами, теперь спадали беспорядочными прядями. Сейчас эта женщина, привыкшая к праздности и спокойной жизни, была измождена и подавлена душой и телом из-за перенесенной борьбы и душевных мук.
Графиня смерила Луицци долгим взглядом и наконец промолвила:
– Арман, еще не поздно, подумайте о себе перед тем, как мы покинем Париж. Моя жизнь в опасности, но я уверена, что вы, будучи честным человеком, подвергаете опасности и свою жизнь.
– Леони, – начал Луицци, – зачем вы просите меня об этом? Вы уже не верите в будущее?
– Сегодня, как вчера. Сегодня виновна, как вчера безгрешна, для меня это вопрос чести, дело совести! Я никогда не вернусь в дом мужа, ибо возвращение означало бы признание вины, и он получил бы право меня наказать. Я смиряюсь с вечной ссылкой в этом мире, но вы, Арман, вы представляете, какое будущее вас ожидает? Вы не сможете жениться, иметь семью или ваша семья будет навсегда связана со словом «адюльтер»! Вы даже не сможете появляться в свете, все будут искать любую возможность унизить и заставить вас расплатиться за ошибку, которую я совершила на их глазах. Подумайте об этом, Арман, я могу уехать одна… я скроюсь… Но вы не станете моим сообщником, скомпрометированной останусь я одна.
– Леони, – продолжил барон, – вы позволили мне умереть за вас, разве я не достоин для вас жить?
– Ты этого хочешь, Арман? – Леони протянула ему руку: – Пусть будет так! Я возьму и жизнь твою, и смерть, а заплачу своей жизнью.
– Тогда поедем! Скорее! – воскликнул Луицци. – Я продумал наш уход из гостиницы.
VIII
Бегство
Они покинули гостиницу, не переменив одежды: он – в костюме для визитов, она – в платье из муслина, поскольку, когда они вырвались из будуара и решились бежать, никто из них не подумал об этой ничтожной малости, добавляющей неприятности в и без того безнадежное положение. Естественно, в столь поздний час все магазины были закрыты, и Луицци не мог купить вещи, необходимые для путешествия. Барон и графиня медленно направлялись к карете, к изумлению встречных рабочих, которые выходят из дома ночью, чтобы прийти на работу рано утром. Им было странно видеть белокурую женщину в муслине и мужчину в желтых перчатках и лакированных ботинках, шагающих пешком по грязи. Однако барон и графиня быстро пришли к Фраскати, и Луицци, услышав на улице веселые женские и мужские голоса людей, выходящих из веселого заведения, быстро открыл дверь экипажа и помог Леони подняться, прежде чем кто-то ее увидит. Пока кучер занимал свое место, Арман тоже поднялся в карету. Как раз в этот момент шумная компания вышла из дверей здания. Он услышал женский возглас:
