А потом мы увидели Вас, мадам. Вы как раз вышли на утреннюю прогулку. Я не знала, что миссис Калдутел уже написала Вам и предупредила, что мы со Старшим хотим Вас навестить, и поэтому, конечно, удивилась, когда Вы протянули руку и сказали:
– Салли Джонс и Генри Коскела… наконец-то добрались! Путешествие прошло хорошо?
А потом Вы долго смотрели на Берни.
– Не может быть… – проговорили Вы. – Неужели это Берни? Берни Броуди!
С тех пор прошло пять недель. Пять чудесных недель. Я записывала свой рассказ, а Вы читали его.
Старшому здесь тоже хорошо, хотя от долгой жизни на берегу он скоро делается сам не свой и не знает, куда себя девать. Так что очень даже удачно сложилось, что Вам понадобилась помощь заменить затворы на плотине, потому что такая работа Старшому по душе.
А Берни нравится работать в саду. Старый месье Обе́р очень добр и терпелив. И хотя Берни не говорит по-французски, месье Обер, похоже, уже научил его обрезать и пасынковать виноградную лозу. Вчера я видела, как Берни вместе с работниками трудился на южном поле, а месье Обер спал в своей качалке возле сторожки.
Честно говоря, я поначалу беспокоилась: как Вы воспримете правду о смерти Шетланд Джека? Что подумаете о Берни? Станете ли винить его в гибели отца?
Поэтому я решила записать всю эту историю – с самого начала. Мне хотелось, чтобы Вы узнали Берни так же, как я. Потому что тогда Вы ни за что не станете считать его убийцей.
Но за эти пять недель и я узнала Вас поближе, мадам. И теперь вижу, что зря волновалась. Потому что Вы хорошо понимаете Берни. И, похоже, хорошо относились к нему еще в детстве, когда все вместе жили в приюте «Хайленд орфанедж».
Дня два назад Вы взяли Берни на небольшую прогулку после обеда. В тот день Вы прочли мои записи о том, что рассказал нам в Мюнхене Харви Дженкинс. Я решила, что Вы хотите поговорить с Берни о смерти Вашего отца.
Что бы Вы тогда ни сказали Берни, я точно знаю, что Вы уж точно не укоряли его. Потому что я еще никогда не видела его таким спокойным и радостным, как после той прогулки. Воспоминания о гибели Шетланд Джека всегда будут мучить Берни. Но уже не так сильно.
Смотрю в окно и вижу, что он стоит во дворе с удочками и банкой червей. Он ждет меня. Продолжу позже.
Сейчас ночь, и я поднялась в башню, чтобы напечатать на вашем империале последние строчки.
Близится миг расставания. Через пару дней мы со Старшим снова отправимся в путь. Как Вы уже знаете, Берни с нами не поедет. Он рассказал мне это вчера, когда мы ловили рыбу на речке. Вы предложили ему остаться у Вас и работать в поместье.
Честно говоря, эта мысль пришла мне в голову еще две недели назад, и я очень надеялась, что Вы заговорите с ним об этом.
Как же я рада! Наконец-то у него появится дом.
А еще я хочу, чтобы Вы знали, как мы признательны за деньги, что Вы дали на новый паровой котел для «Хадсон Квин», хотя Старшой сперва и отказался. Старшой неохотно принимает подарки, если сам не может отплатить тем же. Таков уж он есть, и ничего тут не поделаешь.
Вы и так поступили более чем великодушно, подарив нам на память одну из жемчужин ожерелья. Зная Старшого, я думаю, что он предложит купить для нее цепочку и подарить украшение нашему другу Ане Молине.
Жду не дождусь, когда наконец увижу Ану и синьора Фидардо. Хотя в то же время мне трудно расставаться с Берни. И грустно прощаться с Вами, мадам. Но я уверена, когда-нибудь мы снова встретимся. А до тех пор я обещаю писать Вам и рассказывать, как продвигается ремонт «Хадсон Квин».
Домашний порт
Дорогая мадам!
С тех пор, как мы вернулись в Лиссабон, я много раз хотела написать Вам. Но время летит быстро, и вот только сегодня вечером я наконец достала мой старенький ундервуд № 5.
Так что сейчас я сижу в своей каюте на борту «Хадсон Квин» и пишу эти строчки при свете керосиновой лампы. Уже ночь, и я вижу в иллюминатор, как на черной воде Тежу играет лунный свет. Вообще-то мне пора спать, потому что завтра нас ждет большой день. «Хадсон Квин» поднимут для ремонта.
Прошло шесть недель с того дня, как мы покинули шато Лафуркад. Мы ненадолго остановились в Бордо, где местный ювелир изготовил из подаренной Вами жемчужины красивый кулон. Там мы сели на пароход до Порту, а оттуда на поезде доехали до Лиссабона. И вот однажды вечером мы наконец оказались перед маленькой музыкальной мастерской синьора Фидардо на Руа-де-Сан-Томе.
Старшой открыл дверь, колокольчик звякнул, и мы вошли. Синьор Фидардо сидел, склонясь над столом, и шлифовал крошечный голосовой язычок для ручной гармоники. Не поднимая головы, он отозвался сердито:
– Я занят! Подождите. И, прошу вас, не шумите, пожалуйста.
Мы со Старшим переглянулись. Старшой улыбнулся и поднес палец к губам.
Наконец, синьор Фидардо отложил голосовую планку. Он раздраженно обернулся посмотреть, кто смеет его тревожить. Сперва он совершенно растерялся. А потом как вскочит – чуть стул не опрокинул.
– Ну наконец-то! Наконец-то вы дома! – все повторял он, долго пожимая наши руки.
Потом выбежал на лестницу и закричал во все горло:
– Ана! Ана! Они приехали! Они приехали!
Тут же примчалась Ана и бросилась нам на шею. Сколько раз за минувший год я проигрывала в своем воображении этот миг. Теперь он наступил и казался почти нереальным.
Синьор Фидардо заказал ужин в ресторане неподалеку. Мы со Старшим сходили забрать заказ, пока Ана накрывала стол у себя наверху. А потом мы ели, пили, и время летело так, как это бывает только за столом у Аны Молины.
Я, как всегда, задремала на диване, а, когда проснулась, мои друзья все еще разговаривали. На столе стояла одна из бутылок с вином из шато Лафуркад, которую Вы дали нам с собой. Остальные бутылки мы сразу вручили синьору Фидардо, потому что он большой ценитель хороших вин. Ана получила цепочку с жемчужиной, и теперь она красовалась у нее на шее.
Я лежала на диване под пледом и вполуха слушала голоса и смех моих друзей. Лучше и быть не может, думала я.
Была уже поздняя ночь, когда мы простились с Аной и синьором Фидардо и побрели обратно в порт. Дойдя до Ларгу-даш-Порташ-ду-Сол, мы остановились поглядеть на ковер черепичных крыш и реку за ними. Между домами поднимались звуки голосов и музыки, вдалеке виднелся слабый свет маленьких деревушек.
