Вставать в пять утра – отдельная головная боль. На случай опозданий, если владельцу станции взбрело бы отследить ситуацию и он услышал бы мертвый эфир, мы придумали такую уловку. Начиная программу, подрезали первые слоги в словах, имитируя помехи сигнала. «…эк Бернс! …ое утро, Лос-Анджелес!»
На нашем этаже в небольшом здании на Вайн-стрит находились не только студии. В маленьких комнатках сидели издатели музыки, репертуарные агенты и прочие мелкие сошки шоу-бизнеса, которым нужен был контактный адрес и номер телефона.
Радиостанция заканчивала вещание на закате. Мы с Джеком обычно оставались и работали над номерами для ночных клубов. Как-то вечером во время репетиции мимо проходил парень из соседнего офиса. Звали его Мюррей Беккер.
Понаблюдав за нами какое-то время, он сказал: «Я работал агентом у Роуэна и Мартина
[87], у Форда и Хайнс
[88], я знаком со многими коллективами и агентами, у меня есть связи, я работал с комиками. У вас здорово выходит, вы молодые, свежие, у вас всё в тему, это круто, заходит отлично, почему бы вам не взять меня в менеджеры?»
А почему бы и нет?
Неделю назад мы устроились на работу в кафе «Космо Элли». Контракта у нас не было. «Контракт нужен обязательно», – сказал Мюррей. Первым делом он составил договор между Бернсом, Карлином и Мюрреем Беккером. Потом отправился в кафе и подписал все бумаги. Он привел нас в АГАЭ (Американская гильдия артистов эстрады), где у него были знакомства. Мюррей был щупленький еврей, располагавший к себе и знавший, что к чему. Сверхнадежный. Если он начинал с вами работать, то рассказывал о вас в восторженных тонах на каждом углу.
Потом произошли два важных события. Во-первых, Мюррей знал одного парня из «Эры рекордз», Херба Ньюмана, и уговорил его сделать нашу студийную запись. Аванс – триста баксов, но… мы в Лос-Анджелесе всего месяц, а уже записываем альбом!
Во-вторых, важное место в нашей программе занимали пародии на Морта Сала
[89] и Ленни Брюса
[90]. Я показывал их обоих, у меня это выходило лучше, чем у Джека. Пародировать их в 1960 году – это был почти акт неповиновения. Мы воображали себя такими эпатажными. В то время так и говорили: ЭПАТАЖНЫЕ ребята! Они показывают Ленни и Морта Сала!
«Я знаю Милта Эббинса [менеджера Морта Сала], я знаю Ленни Брюса, – сказал нам Мюррей. – Мы вместе служили во флоте. Думаю, смогу уломать их встретиться с вами, заодно они вас при случае и прорекламируют. Мы с ними перетрем. Вы молодые, шустрые, злободневные, вы крутые…»
В общем, Морт пришел на нас взглянуть. Похвалил. Назвал «башковитой парочкой», а впоследствии порекомендовал нас Хью Хефнеру
[91] для сети его клубов «Плейбой». Нас окрестили «дуэтом убойных приколистов».
А через пару дней зашел и Ленни со своей женой Хани. И хотя значения этой исторической встречи мы тогда до конца не осознавали, я хорошо запомнил, что на Ленни была голубовато-зеленая спортивная куртка.
Ленни сыграл в моей жизни очень важную роль. Его пластинка «Интервью. Наши дни» попала мне в руки еще в Шривпорте и изменила меня навсегда. Бунтарь во всем, он изумительно пародировал, блистал интеллектом, излучал свободу. Мне казалось, это недостижимый для меня уровень, но я старался учиться у него всему, чему только мог.
Есть такой простой трюк – подражание. Мне удавалось отлично копировать его манеры, а вот говорить его голосом я не научился. Но мы ему понравились! Думаю, пародия ему польстила, ну и, конечно, он оценил нашу дерзость. Настроен он был дружелюбно и пожелал успехов («Эмми»!).
Тут подоспела еще одна новость – пришла телеграмма от Джека Соубела, главы Всеобщего объединения артистов (ВОА), одного из крупнейших агентств того времени («ВОА: мы работаем со всеми!»). В телеграмме говорилось: «Опираясь на восторженный отзыв Ленни Брюса, нью-йоркский департамент настоящим уполномочивает департамент ВОА на Западном побережье подписать с Бернсом и Карлином договор об эксклюзивном представительстве во всех сферах. Джек Соубел». Уф…
Июнь 1960 года. Мы в бизнесе пять месяцев. У нас уже есть альбом, менеджер и контракт с крупным агентством. Нас похвалил Ленни Брюс! Вот это пруха – похоже, ощущение голливудского утра нас не обмануло.
Мои политические взгляды кардинально изменились. Уже несколько месяцев шла кампания по раскрутке нового молодого кандидата от демократов, расклады становились все определеннее. Джек давно поддерживал Кеннеди. И когда тот выиграл праймериз в Висконсине, Джек сказал: «У него большое будущее». А у меня побежали мурашки.
Нас пригласили, на этот раз с оформлением всех формальностей, в законопослушный ночной клуб «Клойстер инн» в Чикаго. Заведение первого эшелона, о котором регулярно писали в «Вэраети»
[92]. Прямо на Раш-стрит, в самом сердце ночного Чикаго, через улицу от клуба «Хэппи мидьем», неподалеку от ресторана «Ливинг рум» и ночных клубов «Плейбой» и «У мистера Келли». Мы выступали на разогреве у Бобби Шорта. «Почему это мы на разогреве у пианиста? – спрашивает Джек. – Должно быть наоборот».
Нас принимают на ура. С нами продлевают контракт. Нас слушает Хефнер. Мы ему нравимся. Мы на сцене клуба «Плейбой». В то время «Плейбой» был на подъеме – эстетическая, если угодно, сторона революции, борьбы за сексуальную свободу и свободу слова. Те, кто покупал здесь наркоту, по сути, были обычными лошарами, но воображали себя крутыми, потому что Хеф сумел им это внушить. А нам нравился этот коктейль.
Пригласили нас и в «Шоу Джека Пара». Каких-то десять месяцев назад мы сидели в одних трусах в Форт-Уэрте, представляя себе этот день. Мы показали, как Хантли и Бринкли
[93] берут интервью у Никсона и Кеннеди. Никсона я начал пародировать еще в 1960 году (по-моему, я был первопроходцем, а Кеннеди у меня получался лучше, чем у Вона Мидера
[94]. Ха!). Тот выпуск вела Арлин Френсис, а не сам Пар. Поэтому не удалось вставить наш диалог о том, как мы познакомились, когда Джек якобы застал меня за кунилингусом с его матерью-афроамериканкой. Зато мы кое-что поняли про Кеннеди и устройство властных кабинетов: на эфир пригласили Артура Шлезингера-младшего
[95].
