Однажды вечером мы с Келли прогуливались перед домом. Сгущались сумерки. Во дворе через дорогу гудела коктейльная вечеринка, сборище деловых костюмов. Было очевидно, что это служащие корпорации «РЭНД», устроившие скромное барбекю. Они тянули из своих бокалов, находясь в пределах слышимости. Не помню, сколько я тогда принял, но говорил довольно громко, так, чтобы они услышали: «Келли, ты только посмотри на этих мудаков!» Полезный жизненный урок для восьмилетней девочки.
Водился за мной такой грешок – я враждебно относился к миру обывателей и бизнесменов. Приятного в этом было мало, потому что эмоции брали надо мной верх, я не контролировал их вспышки. И нередко попадал в дурацкое положение, подставляя и Бренду. Иногда наркотики все только усугубляли, но случалось, что и они были ни при чем. Добившись успеха и оставаясь при этом аутсайдером, который и внешне как раз так выглядел (знаменитый аутсайдер, «тот, кто говорит все, что думает»), я был постоянно настороже.
Мне нравился процесс самопознания и моя самореализация, но совершенно не устраивало отношение к тем вещам, которые я пытался донести. А ведь у меня не было другого способа достучаться до публики. Я нисколько не сомневался, что эти «деловые костюмы» управляют миром неправильно. Они не просто ошибались, они, по сути, плевали на людей, на то, чем те владели и как зарабатывали. Однако донести эту мысль было не так-то просто. Люди по ту сторону баррикады – или улицы – видели во мне примитивного подстрекателя, пустозвона с левым уклоном. Меня это возмущало. Но мое сценическое амплуа – комик – не давало ни малейшего шанса показать, сколько сил я потратил на оформление своих идей, какими глубокими переменами они вызваны: я думал и чувствовал теперь совсем иначе. Было ощущение, что меня не понимают, и это очень напрягало. И порождало агрессию.
Один из плюсов переезда в новый дом состоял в том, что нашим соседом, чуть выше на холме, оказался актер, ставший моим самым надежным поставщиком кокаина. Позже он возьмется за ум и сделает успешную карьеру. Я часто у него бывал, чего уж проще – подняться по улице и получить дозу. Единственной знаменитостью, с которой я там сталкивался, был Питер Лоуфорд
[190]. Мы вместе снюхали не одну дорожку.
Были у меня и другие поставщики, о которых я уже забыл, а Бренда, независимо от меня, вскоре обзавелась своими. Именно в этот период, в 1973–1974 годах, все начало выходить из-под контроля. Помимо алкоголя Бренда подсела на кокаин, плюс принимала таблетки вроде валиума, чтобы нейтрализовать действие кокса. Хорошо хоть, она никогда не увлекалась тяжелыми антидепрессантами, типа секонала и барбитуратов.
Я всегда принимал риталин. Зависимости он не вызывал. Обычно мне хватало полтаблетки, максимум полторы. (У меня был рецепт от врача.) То есть все начиналось еще, так сказать, в мои спокойные годы, тогда и был заложен фундамент для кокаиновой зависимости.
Когда конкретно все начало катиться под уклон, я не могу сказать, да и кто такие вещи осознает? Первый звоночек, наверное, прозвенел, когда у меня вышли три успешных альбома. Нетрудно понять, почему в той обстановке Бренде было так тяжело, почему она страдала. Пока я переживал свои метаморфозы, она подставляла мне плечо, снова помогала с прессой, с поездками, с логистикой, оставляя при себе свои сомнения, в то время как все вокруг только критиковали и придирались к тому, что я пытался делать. А как только я опять начал зарабатывать, вокруг появились менеджеры, агенты и продюсеры звукозаписи, которые взяли всю работу на себя. Снова. Ей места больше не было.
И деньги бы тут не помогли: она чувствовала, что теряет меня. Мужа у нее не было. Был некий мужчина, который принадлежал кому угодно, только не ей. И не Келли. Я такого не помню – я вообще многого не помню, – но она говорила, что однажды в интервью у меня спросили, сколько лет Келли, и я не смог ответить.
Поэтому она и пила. И нюхала кокаин. Выбиралась пообедать. Ходила по магазинам. Имитировала жизнь. У нее было чувство, признавалась она, что мои менеджеры не просто заменили ее, но и взяли над ней шефство. Как над комнатным растением. Воткнуть сюда. Время от времени поливать. Не выставлять на солнце.
Выпивая, она будила своих Джекила и Хайда. Добавьте к этому кокаин и получите гремучую смесь. Незлая от природы, она постоянно придиралась ко мне – как ни к кому другому. Доходило до драк. Она могла напиться, уже будучи под кайфом, и мне приходилось забирать и увозить ее или хотя бы сдерживать. Это было тяжело, очень тяжело. До обдолбанного коксом по крайней мере можно достучаться. Он сохраняет зачатки логического мышления. Но алкоголь деформирует все: и рассудок, и личность. Сколько раз, помню, я ее уговаривал: «Нет, ты никуда не поедешь. Отдай ключи от машины. Ты не выйдешь из дому». Она отбивалась, я не применял силу – такого никогда не было, – но мог дать пощечину. И еще часто приходилось ее отталкивать. А она била меня по яйцам.
В 1974 году у нее начались галлюцинации. Однажды, когда я уехал на гастроли, ей показалось, что у нас на крыше куча народу. Она много раз звонила в охранную фирму, требуя, чтобы те приехали и посмотрели, что они там делают. На нашей безлюдной окраинной улице ей мерещились толпы людей. Другим вечером я пришел домой очень поздно, не позвонив ей заранее. Бренда меня не ждала. Она схватила длинный нож и напала на меня, не проткнув только чудом. Она меня не узнала.
Мои дела обстояли ненамного лучше. Однажды, закрывшись в комнате, я долго разговаривал с пятью гостями, которых там не было. Потом вышел и попросил Бренду:
– Там у меня Пэт, Даг, Джимми Меллон и еще пара ребят. Может, позвонишь в винный магазин? Привезли бы нам пивка.
– Ты вообще о чем? – спросила она.
– Ну, пивка парням, – ответил я. – Мы там в комнате сидим, пластинки слушаем.
– В доме никого нет. Сегодня к нам никто не приходил.
Мы возвращаемся в комнату, смотрим – пусто. Но я несколько часов просидел там и видел их. Спрашивал о чем-то, отвечал на их вопросы. Судя по всему, получал ответы.
Когда в 1973 году мы отправились на Гавайи вместе с Келли, градус помешательства резко вырос. Мы жили в отеле «Напили каи» на острове Мауи. Я покупал восьмушку или четвертушку у шеф-повара в местном ресторане и вынюхивал ее в отеле. Одном из тех отелей, где все живут в отдельных маленьких коттеджах или апартаментах, но в неизбежном тесном соседстве с остальными. И вот сюда въезжает семейка Карлинов, с их драками, криками и взаимными угрозами, нагнетая жуть и накаляя атмосферу, – жалкие гребаные наркоманы, потерявшие всякий контроль и мучающие друг друга.
Келли часто выступала нашим арбитром. Именно она озвучила то, что мы произнести так и не удосужились: «Давайте спасем ваш брак». Тут, в «Напили каи», в кокаиновом чаду, она начала действовать. В свои десять лет она хотела все наладить.
Последней каплей стало то, что мы с Брендой начали хвататься за ножи. Нет, мы друг друга даже не поцарапали, но уже вооружились. Скорее всего, ни одного удара мы не нанесли бы, просто театрально размахивали, пугая друг друга. Тогда-то Келли и усадила нас обоих перед собой со словами: «Это надо прекратить». И расплакалась. «А вас вообще интересует, что чувствую я? – всхлипывала она. – Теперь моя очередь высказаться!»
