Я услышал улыбку в ее голосе, хотя не мог видеть ее лица. К черту. Сама напросилась.
Хлясь!
Мы одновременно кончили с неистовой силой. Она сильнее сжала мой член, и, сделав несколько хаотичных, судорожных толчков, я дошел до разрядки. Клянусь, я кончил так сильно, что мог бы до краев заполнить презерватив. Черт, было хорошо.
Я сразу же вышел, слез с нее и побрел в ванную, чтобы выбросить резинку. Не стал оборачиваться, пока смывал с члена сперму и смотрел, как он устало сжимается над раковиной. Я встал к ней спиной, понимая, что стоит ей увидеть выражение моего лица, как она блеснет победоносной улыбкой.
Я взял на заметку никогда не доставать флешку из сейфа. Эди стала всерьез походить на зависимость. Еще пара таких перепихов, и сомневаюсь, что я со своей долбанутостью добровольно отдам ее кому-то другому.
Глава 19
Эди
Мне было шесть лет, когда я впервые поняла, что с моим отцом явно что-то не так. Задолго до истории с Тео. Выдался редкий осенний вечер, когда Джордан вернулся домой к ужину, который мама «готовила» на кухне. Так она называла распитие бутылки вина за созерцанием кружащейся в микроволновке тарелки, которая разогревала наш обед.
Все вокруг казалось мрачным, неправильным и опасным. Мне было страшно нарушать заведенный распорядок, но мысль о том, чтобы жить с человеком, которого я едва знала и которого боялась попросить уложить меня в кровать, была еще страшнее. Потому я послушно села рядом с ним на диван, пока он отрешенно смотрел передачу о финансах по CNN и проверял почту. На экране появилась реклама, презентующая некоммерческую организацию для помощи брошенным и подвергшимся жестокому обращению животным. В ролике показывали грустные мордочки щенков и изуродованных котят, смотрящих в камеру и молящих о помощи. Одна из собак лежала в луже грязи. Кожа да кости, покрытая блохами. У нее не было обоих глаз, и, по всей видимости, зубов тоже не осталось. Я в ужасе вскрикнула, сжимая дорогую ткань обивки маленькими пальчиками.
– Прекрати, Эди. Это замша. Очень нежная ткань. – Он ударил меня по запястью, но не сильно. Он никогда не бил с силой. Я тотчас отпустила ее и, сгорбившись, повернулась к нему.
– Мы можем сделать пожертвование?
– Я делаю достаточно пожертвований на работе.
– Правда? Приютам? – Я пришла в оживление, отчаянно цепляясь за его положительное качество.
Формирование положительного образа знакомых нам людей – психологический механизм, который, как я позже узнала, может выйти боком. Потому что мне очень хотелось верить в то, что мой отец – хороший человек и с мамой все в порядке. В моем воображении он был заботливым и щедрым, а не расчетливым и безразличным. Отец бросил на меня беглый взгляд, разделив все свое внимание между экраном телевизора и толстой кипой писем.
– Нет, я жертвую деньги тем в нашем сообществе, кто нуждается в моей помощи.
– Реклама вызывает у меня странные эмоции, пап. Странные… печальные, – призналась я, отвернувшись от экрана, на котором ведущий рассказывал об ужасных событиях, которые пережили эти животные.
В те времена я все еще называла его папой.
– Такова жизнь, Эди.
– Я не могу смотреть, – я замотала головой и подтянула колени к груди, пытаясь держать себя в руках. – Слишком грустно.
– Жизнь вообще грустная штука, так что лучше привыкай.
Тогда мне было очень мало известно о мире, и, наверное, по этой причине я не расставалась со своим оптимизмом. Но я точно знала, что мне тогда стало неуютно рядом с ним. Потому что впервые на моей памяти на его тонких, жестких губах появилась ухмылка, и он продолжил перебирать письма.
Я подумала тогда: «Почему здесь, почему в этот момент, почему он так счастлив?»
На следующий день он забрал меня из школы. Я, мягко говоря, была в шоке. Обычно меня всюду возил водитель. Из школы, на вечерние занятия и на детские праздники. Ни разу меня не забирали родители. Садясь на заднее сиденье машины Джордана, я была польщена, взволнована и старалась вести себя безукоризненно. Когда он поехал в противоположном от дома направлении, я задумалась, куда же мы едем, но не хотела показаться подозрительной или неблагодарной. И только когда я увидела леса и озеро Сант-Анджело, которое было за границей города, я открыла рот:
– Куда мы едем?
Он лишь хищно улыбнулся мне в зеркало заднего вида, включил поворотник и резко свернул направо. И позже я поняла зачем. Мы приехали в приют для животных. Я еле волочила ноги и, проходя через поржавевшие ворота, ведущие к собачьим конурам, я чувствовала, будто отдаю свою душу тому, кому не доверяю.
– Порой, Эди, нужно смотреть жестокости в глаза и ничего не делать. Чтобы добиться успеха в жизни, нужно действовать, руководствуясь логикой и разумом, а не чувствами. Итак, ты же знаешь, что у тебя аллергия на собак и кошек?
Я помню, как кивнула, хотя голова была в тумане от тревоги. Я не могла завести собаку или кошку, это факт, но я никогда и не просила питомца. Я лишь хотела пожертвовать немного денег той некоммерческой организации из телевизора. Они очень нуждались в деньгах, а у нас их было много. Мои уши наполнил пронзительный исступленный лай, и мне захотелось развернуться и убежать. Я не сделала этого только потому, что знала: он не побежит за мной. Он, и глазом не моргнув, даст мне заблудиться в лесу.
– Значит, ты знаешь, что мы не можем забрать ни одного из этих животных. А теперь я хочу, чтобы ты посмотрела им в глаза и ушла, оставив их. Ты можешь это сделать ради меня, Эди? – Джордан присел, улыбаясь, чтобы быть на уровне моих глаз.
Позади него стояла волонтерка в зеленой футболке с названием приюта и улыбалась диковатой, излишне широкой улыбкой.
Нет.
– Д-да.
Мы почти полтора часа ходили мимо клеток и смотрели на умоляющих, страдающих собак и кошек. Мне пришлось смотреть каждому животному в глаза, а потом переходить к следующему вольеру. Волонтерке, которая сопровождала нас весь маршрут, показалось странным, что отец не уточнил, кого именно он ищет на роль питомца. Ей было неведомо то, что мне в тот день стало предельно ясно: он не собирался никого брать, но, в самом деле, хотел иметь питомца. Он хотел сделать из меня свою послушную, вышколенную марионетку.
И сейчас меня больше всего мучило то, что в какой-то мере ему это удалось. Тот день сломил меня, и с тех пор отец каждый день делал трещину в моем сердце чуть больше.
Мне не разрешалось давать деньги или еду бездомным на улице.
Не поощряй их, Эди. Жизнь – это выбор. И они явно сделали неверный.
Мне не разрешалось разговаривать с незнакомцами, даже заводить непринужденную беседу с внушающими доверие взрослыми.
Ван Дер Зи не любят болтовню. У нас для этого слишком много дел.
