– Больше не потребуется, – мягко произнес я.
– Она счастливица, – девушка приподняла бровь.
– Вовсе нет. Уж поверь.
Аманда отошла от меня, вновь став серьезной, и опустила руку на бедро.
– Мне продолжать работу по делу Джордана Ван Дер Зи или закрыть его и выслать тебе все материалы?
Мне не нужно было время на раздумья.
– Продолжай неотступно и не останавливайся, пока я не посажу на кол голову этого ублюдка.
Эди
Понедельник, вторник, среда и четверг тянулись невыносимо долго и монотонно. Единственное, что заслуживало внимания, это безмятежность, вызванная отсутствием в офисе отца, который, по всей видимости, уехал в долгий отпуск с одной из своих любовниц или же планировал следующий шаг в завоевании мира. Я же не могла ни есть, ни смотреть в глаза матери. Она же по-прежнему была не в курсе, что муж собирался ее бросить. Целыми днями она смотрела в зеркало в ванной и ждала, когда ее локоны волшебным образом станут на двадцать сантиметров длиннее. Я готовила ей еду. Она ела без возражений.
Трента тоже не было, а его отсутствие означало, что не было никакой надежды. Я бродила по коридорам пятнадцатого этажа, а сердце колотилось, в животе, в венах, груди, ногах и повсюду. Оно раздулось, было заражено и нездорово. Во вторник я весь день помогала Луне искать в сети картинки с морскими коньками и рисовать их акварельными красками. Я подарила ей ожерелье, сделанное из ракушки, которая была очень похожа на мою, но в то же время отличалась.
Ее ракушка была расколота, побита, несовершенна.
Для ожерелья я использовала второй черный шнурок из комплекта, так что, наверное, получилось нечто вроде браслетов дружбы. Еще никогда прежде я не делала их для кого-то другого. Когда я рассказала об этом, ее глаза засветились растерянностью и восторгом. Она не поняла меня.
Я и сама не могла себя понять.
Я кружила и слонялась по всему этажу, отчаянно желая хотя бы краем глаза увидеть Трента. Мне нужна была эта флешка.
И в пятницу мои желания наконец-то исполнились.
Я сидела за столом возле кабинета отца. Он представлял собой уменьшенную версию массивного дубового стола Г-образной формы. Я уткнулась в журнал о серфинге, который взяла с собой из дома, и собиралась перевернуть страницу, как вдруг на нее что-то упало. Два каких-то предмета. Батончики «Сникерс» и «Нейче Вэлли». Я резко подняла голову. Вскинула бровь. Передо мной стоял Трент. Высокий, элегантно одетый и неотразимый. Он молчал, как я и ожидала, и, не глядя, взяв один из батончиков, я разорвала упаковку и откусила кусок. Накопившийся за неделю голод накрыл меня разом, будто я ждала, когда увижу его лицо, чтобы позволить себе поесть.
– Мы уже давно не играли в эту игру, – заметила я.
Он пожал плечами.
– Я нашел более интересные игры, в которые можно с тобой поиграть.
Только он мог произнести эти слова так тихо, что никто бы не услышал. Моя душа напоминала шар, из которого стремительно выходил воздух. Я истосковалась по нему, но для него это была лишь очередная случайная встреча. Быть может, использовав его, я совершу злодеяние, которое обернется благом. Как только я разорву нашу связь, нас больше ничто не будет держать вместе. В его присутствии мысли уносились прочь от первоначальной цели. Но он явно не разделял моих чувств.
– У меня в кабинете, – он кивнул в сторону коридора. – Через двадцать минут, чтобы не вызвать подозрений.
То, что мы до сих пор ни разу не попались, лишь подтверждало, что в действительности люди были в основном самовлюбленными придурками. Ведь я плохо скрывала свой интерес. Разумеется, мы не общались, не разгуливали и не тискались в коридорах. Но мои глаза не оставляли никаких сомнений. Когда я видела его, они источали голод.
Трент скрылся в коридоре, предоставив мне столь необходимое время, чтобы собраться с мыслями и заплести волосы в небрежный пучок. А затем я постучала в дверь его кабинета.
– Входи.
Я закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, сложив руки за спиной. Меня тянуло к нему, как к солнцу. К прекрасному источнику удовольствия, созданному природой, которое могло с легкостью убить, если подойти слишком близко. А он смотрел на меня, как на луну. Бледную, одинокую и далекую.
– Почему тебя называют Мьютом? – спросила я.
Наконец-то. Я уже давно собиралась это сделать, но не было подходящего момента. Похоже, сегодня Трент был в хорошем настроении. И пока мы общаемся, я буду обращать это в свою пользу.
– Разве не очевидно? – Он облокотился на спинку кресла с властным, суровым видом. – Я почти ни хрена не разговариваю, Эди.
Но со мной он разговаривал без проблем.
– Да, но ты всегда был таким или это…
– Случилось, когда сбежала мать Луны? Нет, я всегда был молчалив.
– Этому есть причина?
– Я не люблю пустую болтовню, сплетни и все тому подобное. Я говорю с определенной целью. Скажи мне, Эди, какой смысл этого разговора или ты закончила зря тратить мое время?
Я нахмурилась.
– Зачем ты меня сюда позвал? Видимо, ты сегодня опять не в том настроении.
– Мои мысли текли в направлении чего-то грязного и запретного, но у меня есть предложение. Присядь.
Он указал подбородком на стоящее напротив него кресло. Я в изумлении уставилась на него, но потом все же подошла и села. Сложила руки на коленях, чтобы не начать грызть ногти.
– Позволь начать с того, что знаю, суббота – это твой день, и я уважаю это. Поверь, ты предельно ясно донесла свою позицию. Но у меня есть просьба. Вишес устраивает ежегодный летний пикник на открытом воздухе – вернее, его организует его жена Эмилия – и мы с Луной должны присутствовать. Луна охренеть как ненавидит такие сборища и детей, которые пытаются разговаривать и играть с ней. Я бы взял с собой родителей, чтобы они составили ей компанию, когда мне придется помогать на кухне или у гриля, но их не будет в городе. Я бы не стал просить без крайней необходимости. Ты же знаешь?
Я до того привыкла к его суровой манере поведения, что даже не сразу уловила суть его просьбы.
Суббота.
Пикник.
Тео.
Нет.
Я сглотнула ком в горле.
– Послушай…
– Предел. У всех есть свой. И подобные ситуации – предел для моей дочери, Эди. – Он одарил меня взглядом, который я не могла разобрать. Нельзя сказать, что в нем читалось огорчение, но он совершенно точно не выражал привычного хладнокровия. – Я не знаю твою историю, но знаю, что тебе не чуждо испытывать те же чувства, что испытывает Луна. Ей придется находиться там одной, потому что я не смогу быть рядом каждую секунду. К ней будут подходить дети. Ей будет неуютно, страшно и тревожно. Я не хочу, чтобы ей приходилось через это проходить, но не могу отвергать каждое чертово приглашение и навсегда запереться с ней в своем пентхаусе, а в половине случаев именно так мне и приходится поступать.
