Ноги сами понесли меня к кабинету отца, я сама не помню, как оказалась там, но помню, как стучала в его дверь и закрывала ее за собой. Она захлопнулась за мной с мрачным звуком, который подвел черту.
Между нами была недосказанность и настоящая пропасть, сотканная из ядовитых капель горечи. Я хотела, чтобы все так и оставалось. С Джорданом Ван Дер Зи я предпочитала быть черствой и настороженной.
– Ну что? – спросил он, откинувшись на спинку кожаного кресла и недоверчиво приподняв бровь.
За время, пока я спала, ела и жила в больнице рядом с мамой, он ни разу даже не спросил, как она себя чувствует. А вкупе с тем, что он заставил меня сделать, и с тем, на что была похожа моя жизнь, злость во мне полилась через край. Во рту пересохло, все мышцы в теле напряглись от желания наброситься на него.
Я сама не знала, что подтолкнуло меня произнести эти слова, но была уверена, что не смогла бы остановить их, даже если бы попыталась.
– Могу я кое о чем спросить?
Он раздраженно фыркнул. Затем махнул рукой, веля мне продолжать.
– Теперь, когда ты знаешь, что случилось с мамой, ты не жалеешь, что не подождал? Что подтолкнул ее совершить то, что она совершила?
Отчасти я понимала, что вела себя неразумно, может даже жалко, пытаясь вразумить его. Ища в нем человека с сердцем. Ведь если он был монстром, то я тоже могла им стать. Но если в нем была хотя бы капля человечности, возможно, я смогла бы договориться с ним и спасти Трента. Джордан глянул на часы, вздохнул, будто само мое присутствие доставляло ему неудобства, и почесал кончик подбородка.
– Я ни к чему не подталкивал твою мать, Эди. Мы сами несем ответственность за свою жизнь. Только слабаки перекладывают вину на других.
Опять борьба за власть. Моему отцу было все равно. Более того, я начала подозревать, что он получал удовольствие от этой ненормальной ситуации. Я постоянно умоляла маму отойти от края, а он лишь толкал ее и, глядя, как она падает, ждал, когда я ее отпущу. Там и проходил наш танец. На грани ее рассудка. Я должна была разорвать этот круг, размозжить его ногой и убедиться, что он не причинит ей боли.
Я сделала глубокий вдох, чтобы подавить красочную брань. Решение было принято.
– Флешка у меня, – я сменила тему, устремив взгляд прямо в его сторону.
На лице отца отразился восторг, подтверждая, каким высокомерным и самоуверенным он был.
– Ждешь особого приглашения? Отдай ее мне.
– Не отдам, пока не скажешь, за что ты его ненавидишь.
– Тебя это не касается, Эди, – он крутил между пальцами ручку от Cartier.
И тогда… и тогда…
Если хочешь быть сильной, будь ей.
Я скрестила руки на груди.
– Вообще-то касается, потому что я влюблена в него.
В кабинете повисла оглушительная, тяжелая, неподдельная тишина. Глаза Джордана округлились, ноздри начали раздуваться, а рот исказился в таком оскале, какой я не видела никогда прежде. Будто он специально изобрел новое выражение лица, свидетельствующее о ярости. Но я уже не могла забрать свои слова назад, да и не хотела.
Я прошла дальше в кабинет, зная, что делала. Рисковала всем. Отношениями с Тео. Отношениями с Трентом. С Луной. С моей мамой. Но я измучилась и устала ходить на цыпочках вокруг этого человека. Я потеряю всех, но, возможно, наконец-то обрету себя.
А если мне придется нажать на кнопку самоуничтожения, чтобы оборвать связи между ним и мной, то так тому и быть. Мне хотелось почувствовать, что я могу вдохнуть полной грудью без страха, что мир рухнет.
– Я так слепо влюблена в Трента Рексрота, Джордан, что едва ли замечаю что-то вокруг, когда он рядом. Я умру за него, не говоря уже о том, что буду защищать его любой ценой. Он прекрасный, настрадавшийся человек, который изо всех сил старается делать то, в чем ты позорно облажался. Быть отцом. Родителем. Тем, на кого можно опереться. Он раз за разом во что бы то ни стало делает правильный выбор. Он заботится о тонкой натуре, хотя сам чертовски груб. И делает это честно, не поступая с другими плохо. Так что скажи мне, Джордан, почему, черт побери, ты так сильно ненавидишь моего парня?
Он встал с кресла с кроваво-красным лицом. Казалось, вена у него на виске лопнет. Возможно, я даже надеялась, что это случится. Он сжал руки в кулаки, его тело дрожало в такт с неконтролируемым гневом.
– Отдай мне флешку.
– Нет, – я выпрямилась во весь рост. – Что он тебе сделал?
– Украл то, что принадлежало мне.
– Что это было?
– Все. А теперь отдай мне флешку, пока не пожалела.
Он протянул раскрытую ладонь над столом, ожидая, что я подчинюсь. Он жестоко ошибался. Я широко шагнула назад, чувствуя, будто легкая, как перышко, флешка стала в десять раз тяжелее.
– Ни за что.
Не успела я среагировать, как он бросился на меня через стол, чтобы силой забрать желаемое. Не стоило удивляться. Каждый раз, когда он обращался со мной, как с вещью, лишь доказывал, что он ни капли меня не уважал. Я уклонилась, инстинктивно полоснув его ногтями по лицу.
– Господи боже, да ты маленькая дрянь!
Он зажал ладонью царапину, которую я оставила на его щеке, и отшатнулся назад. При своем внушительном росте отец был совершенно неспособен драться с кем бы то ни было. Даже со мной. Всю свою жизнь он провел сидя в офисе, как хомяк в клетке.
– Больше не смей ко мне прикасаться!
Голос дрожал, но не я сама. Это придало мне сил.
– Собирай вещи и съезжай из дома матери, – он указал на дверь, тяжело дыша и клокоча от злости. – Ты уже совершеннолетняя, самоуверенная и всесильная. Ты все рассчитала, да, маленькая шлюха? – Последнее слово, словно пощечина, выбило из груди весь воздух. – Уверен, Трент с радостью тебя примет. Он же ходячее, говорящее венерическое заболевание, как и все его друзья. Я больше не обязан обеспечивать тебя крышей над головой. Собирай свои вещи, Эди. А пока будешь этим заниматься, не забудь и отсюда все забрать, потому что ты уволена.
Я думала, расплачусь, начну умолять и бояться грядущих последствий, но вместо этого развернулась и пошла к двери. Я стояла к отцу спиной, когда он забил последний гвоздь в крышку гроба наших с ним отношений.
– Жаль, что ты не успеешь попрощаться с братом. Я переведу его на этой неделе.
Я обернулась, на сей раз улыбаясь, потому что мне было известно то, о чем он не знал.
– Ты не сможешь этого сделать.
– И почему же, маленькая шлюха? – выплюнул он, будто хотел напомнить мне о том, что ей я и была в его глазах. Его ненаглядная маленькая девочка, которая отдалась большому злому волку.
– Потому что социальные службы разбираются с ситуацией Тео. К тому же невозможно так быстро перевести несовершеннолетнего из одного интерната в другой. Я проверяла. Ты считаешь себя могущественным, отец, но забываешь, что повсюду есть силы, которые не уступают тебе в мощи. Даже самая большая волна разбивается о берег. А ты скоро ударишься о песок. Надеюсь, тебе нравится вкус пыли.
