Крона бродила по дому, подбирала залетавшие весенние листочки и лепестки. Чего только у нее не было: бело-розовые лепестки вишен и яблонь, пурпурные – багряника и куча других листков-лепестков с деревьев, названий которых она не знала. Она пока не знала, что будет с ними делать. Может, нанижет их на нитку и сделает колье для Лии. Лия вчера подарила ей браслет, сплетенный из ромашек, но он уже развалился. Такие штуки обычно очень хрупкие.
Детский разум Кроны говорил ей, что что-то не так. Все вокруг она видела со странного ракурса – снизу, будто была не очень высокой. Стулья на кухне казались слишком большими, и она могла видеть низ стола, даже не наклоняясь. Она никак не могла дотянуться до лохани, стоявшей на полке. Но она была высокой – она выросла. Почему же все было таким большим?
Нет, не так. Совсем она не выросла. Она была маленькой. Маленькая фасолька, как часто называл ее папа.
Это… это произошло. Уже.
Нет, еще не произошло. Лия называет это дежавю.
– Де-Крона, ты здесь? – спросил папа, заходя в дом с крыльца.
– Да, папа, – сказала она, протягивая ему свою коллекцию.
У него была тяжелая челюсть, скрытая густой черной бородой. Темная кожа, жесткие черты лица и сияющие глаза, которые всегда улыбались, когда он смотрел на свою маленькую фасольку.
Он взял из ее сложенных ковшиком ладошек лепесток вишни и шаловливо ткнул ей в нос. Нежный ароматный лепесток пощекотал ей нос, и она захихикала.
– Где Де-Лия? – спросил он. – Я обещал вашей маме, что накормлю вас до ее возвращения.
– Она пошла на разведку, – сказала Крона, бросая свои находки на стол и забираясь на один из деревянных стульев, который скрипел и покачивался на неровных ножках. – Сказала, чтобы я сидела дома, – недовольно пояснила она.
Она не любила, когда сестра оставляла ее дома, особенно если шла «в разведку».
На столе стоял особый чайник мамы – прямо рядом с папиным оружием. Его пистолет для стрельбы иглами и специальный шприц, который используют, чтобы втянуть испаренного варга. Он выглядел довольно забавно – круглый, как лампочка, со специальной пимпочкой вместо иглы на конце. Чайник и оружие для разрушения – странное соседство вещей из разных миров, которые, тем не менее, жили в гармонии.
– Сиди тут и никуда не уходи. Я сейчас стирку закончу и попробую найти твою сестрицу. К этому часу она уже должна проголодаться.
– Да, папа, – послушно сказала она.
Нет. Скажи ему нет. Кричи, рыдай, стучи кулаками по столу. Швырни на пол мамин чайник. Схвати его пятизарядник. Все, что угодно – только бы удержать его в доме. Все, что угодно, только бы он не пошел в сад.
– Умница моя, – сказал он, целуя ее в макушку и приглаживая ее кудряшки.
Она разложила лепестки и листья перед собой полукругом, придумывая узор покрасивее. Напевая мелодию, которую сама же и сочинила, она едва заметила, как петли на боковой двери справа от кухни со скрипом распахнулись
Я не хочу видеть. Я не могу. Я этого не выдержу. Не заставляй меня снова смотреть на это. Я не могу.
Она на мгновение замолчала, всхлипнув. Смутилась, встряхнулась и снова запела.
И потом она услышала это в первый раз – глубокое раскатистое рычание. Страшный дикий звук. По ее телу сначала пробежала дрожь, и лишь потом ее разум отметил, что она слышит этот рев.
– Крона! – жутко закричал папа.
Она повернулась – быстро и одновременно медленно, как ей показалось – к открытой двери.
Глухой удар, лязг!
И отец рухнул под горой похожей на шерстяные перья, одна его половина оказалась в доме, вторая – за порогом. Он извивался, пинался и махал кулаками, но навалившаяся на него куча просто прижала его и давила – вниз, вниз, вниз…
В воздухе резко запахло гнилью.
– Крона! – снова закричал он. – Пистолет! Мой пистолет!
Его лицо резко вывернулось в ее сторону, и в этот момент гигантская когтистая лапа опустилась на его голову. В отчаянии он выдернул одну руку из-под твари и протянул к ней, раскрыв ладонь.
– Мой пистолет!
И тогда это гора из шерстяных перьев повернулась – челюсти, морда и взгляд – все сконцентрировалось на ней. На папин висок капала тошнотворно зеленая слизь. А тварь не сводила глаз с Кроны, буравя взглядом.
Она застыла. Тело стало чужим.
И тогда она закричала.
Крик был долгим – непрерывным, на одной ноте. Казалось, что она будет кричать вечно и крик, вырываясь из нее, будет жить в окружающем пространстве, заполняя воздух абсолютным неподдельным ужасом, настолько сильным, что ей одновременно казалось, что ее руки и ноги сделаны из камня и при этом расплетаются, как шпагат. Она не могла двинуться, не могла перестать кричать и вообще ничего не могла.
– Кро… – вырвался из папы последний крик и тут же умер, как и папа.
Монстр оторвал взгляд от Кроны и занялся ее отцом. Его массивные челюсти сомкнулись на горле, отделив голову от позвоночника, сжали трахею и потянули ее вверх.
И тут к крику Кроны присоединился еще один. В дом вбежала Де-Лия – как раз вовремя, чтобы увидеть весь этот кровавый кошмар. Но ее крик звучал не как бессловесный вопль, полный первобытного страха, как у Кроны. Нет. Это был крик боли. Крик отчаяния. Крик горя.
– Мимулюююююсяяяя!
Руками Де-Лия схватилась за голову – сжимала виски, давила на них, как давила на папину голову ступня с подушечками. Ее лицо исказилось такой болью, которой Крона не видела нигде и никогда. Это боль была даже больше, чем боль папы, когда его рвали на части. На лице папы было больше удивления, чем боли.
А потом Де-Лия увидела пятизарядник. Крона внезапно замолчала, сдерживая крик. В воздухе стоял запах желчи и крови. Старшая сестра Хирват решительно прошла к кухонному столу, легко взяла в руку пистолет. Направила его на монстра, почти не дрогнув, хотя по лицу текли слезы.
– Прости меня! – крикнула она, нажимая на курок.
* * *
Кроне хотелось умереть. Быстро. Как папа. Но не так, как папа. Ей хотелось умереть совсем по-другому.
Это слово… Мимулюся. Она совсем забыла, что Де-Лия в тот день сказала именно это слово. Даже когда Гэтвуд произнес его в погребе, она подумала, что это просто код управления, секретное слово, которым вряд ли смогут воспользоваться ничего не подозревающие свидетели.
Но какое оно имело значение? И что вообще имело значение?
– Убей меня, – простонала она.
Она хотела умереть. Она сама себя убьет, если этого не сделает Де-Лия.
Де-Лия не двинулась с места. Крона смутно чувствовала свою сестру, но была уверена, что та не двинулась.
Ты можешь воспользоваться аннигилом, сказала она себе. Урони банку с колен на пол. Пусть разобьется. Это будет подобающей смертью. Папа умер, потому что ты не смогла протянуть ему пистолет. Потому что ты была слишком напугана. Так умри теперь в пасти варга. В качестве надлежащего покаяния.
