– Яды и лекарства похожи. Ртуть также используют в санитарии. Но у меня ее никогда не было. Слишком дорого.
Трей посмотрел на Крону, и она слегка кивнула головой. Ученица говорила правду, но в этом ее едва уловимом сопротивлении что-то было.
Ей это не нравилось. Все в этой девушке казалось несовместимым. Она казалась слишком невинной, но при этом слишком мирской. Слишком вежливой, но в то же время высокомерной.
За этой скромной внешней оболочкой прячется кто-то с сильной волей. Трей нетерпеливо наклонился вперед.
– Итак, если не вы и не ваш мастер дали ей ртуть, то где еще она могла ее взять?
– Вы должны простить мою дерзость… я не хочу плохо говорить о своих работодателях или других людях, которых они нанимают. И это… Почти каждый, кто занимается этим ремеслом, считает эту тему неприятной и сомнительной. Ртуть бывает во многих формах: соли, пары и собственно ртуть. Некоторые чудаки, изображающие из себя целителей, считают ртуть афродизиаком. И среди знатных людей распространяется отвратительная причуда – причуда самоуправления.
– Вы хотите сказать, что мадам Айендар сама сделала себе укол? Зачем ей понадобился афродизиак в такой ситуации?
– После смерти Абеллы она стала еще более подавленной. Она решила, что ее кровь остыла, что она умрет, если не подогреть ткани. Она просила и у меня, и у мастера ЛеМара разные лекарства – такие, которые ей не дал бы ни один компетентный целитель.
– Так где же она ее взяла? – спросил Трей.
Крона молча рассматривала ее, размышляя, почему она притворяется. Волнение Мелани кипело прямо у нее под кожей, волоски на руках стояли дыбом, несмотря на тепло в комнате. Она пыталась прикрыться маской любезности, но Леру знала, что это притворство. Мелани хотелось, чтобы они закончили свой допрос и убрались, как можно скорее, потому что она что-то скрывала.
Мелани встала и подошла к окну. Когда она проходила мимо него, Трей глубоко вздохнул, принюхиваясь к ее запаху, склонив голову набок. Он осторожно взялся за лицевой щиток ладонью, сдвинул его вверх и снял, обнажив маску лесного духа под ней. Руки ученицы целителя хлопнули по краям умывальника, как будто на поверхность всплыло давнее разочарование.
– Гораций Гэтвуд.
Трей и Крона переглянулись.
– Камердинер? – спросил Трей.
С раздражением Мелани снова обернулась. Увидев маску Трея, она застыла, прижав руки к груди. Маска явно напугала ее. Намного сильнее, чем Крона и Леру сочли бы нормальным.
Пальцы Мелани коснулись ферроньерки на лбу, поправляя ее, как будто она боялась потерять ее.
– Гораций Гэтвуд, – продолжила она, и ее взгляд метался от пола к стенам, куда угодно, лишь бы не смотреть на маску, – верит в нетрадиционные методы, которые апеллируют к тщеславию… – она поймала себя на том, что говорит нелестные вещи. – Некоторых. Он смешивает ртуть с различными химикатами. Депрессантами, стимуляторами в попытке найти смесь, которая удовлетворит потребность мадам Айендар в избавлении.
– Но он не целитель, – осторожно сказала Крона. – У него же нет медицинского образования?
Молодая женщина застыла.
– У него нет. Я до сих пор не понимаю, как это связано с вашим делом.
– Мы не исключаем возможности того, что кража была политически мотивирована, – сказала Крона, и перед ее мысленным взором мелькнула картинка с цветком из человеческого тела. Ученице целителя не нужно было знать о Шарбоне или нападении фальшивого варга – если она еще не знала об этом. – И то, что происходит за закрытыми дверями в доме вашего работодателя, может иметь серьезные последствия.
Крона поколебалась, прежде чем задать следующий вопрос. Мелани была здесь не единственной, кто в конечном счете подчинялся желаниям и указаниям Главного магистрата. То, что эта проблема коснулась его дома и его жизни, заставило Крону задуматься.
Она взглянула на Трея.
Это заставило их всех задуматься.
– Вы… вы там чувствуете себя в безопасности? – спросила Крона. – В доме Главного магистрата? Делал ли кто-нибудь из его семьи что-то, что бы вас беспокоило? Не нравилось вам?
– Семья Айендаров очень хорошо ко мне относится, – осторожно сказала Мелани.
Слишком осторожно.
Еще одна хитрая уловка. Но все же не ложь.
– Вы когда-нибудь наблюдали, как кто-нибудь из членов семьи совершает преступление?
Леру заметил, как участилось дыхание Мелани, как она сжала челюсти и стала пристальнее смотреть.
– Нет, они просто принимают свои обычные лекарства и носят камни эмоций, – сказала она. – Одна из посудомоек украла немного серебра, когда ей нужно было заплатить долг семьи, но это было год назад.
– Ничего такого, из-за чего можно было вызвать регуляторов? – усилила давление Крона.
– Я вообще не могу представить, чтобы я вызвала регулятора, – ответила она. – В принципе.
Наверное, это было самое прямое и честное заявление, которое она сделала за все время их разговора.
Трей громко фыркнул, поднял нос кверху, закрыл глаза, как будто смакуя запах хорошего вина или скотча. Он резко встал, и ножки стула заскрипели по полу. Мелани вскочила, будто на нее из кустов вылетело дикое животное, и с яростью уставилась на маску.
Возможно, ее реакция проистекала из неуверенности относительно того, какими знаниями обладает маска.
Пока Трей продолжал глубоко вдыхать, Кроне захотелось провести еще одно испытание. Она медленно расстегнула застежки на шлеме и приподняла его, обнажив маску кабана.
Мелани быстро отвернулась. Такая реакция не была навязчивым страхом. Мелани не боялась масок так, как Крона боялась варгов. Но в ней чувствовалось… отвращение. И капелька вины.
Она положила руку на руку Трея, чтобы привлечь его внимание, затем жестом попросила его снова закрыть лицевой щиток. Зная, что она увидела то, чего не видел он, он кивнул и подчинился. Крона тоже закрыла маску.
– Мы их прикрыли, – ласково сказала Крона. – Вам не придется больше смотреть на маски.
Мелани долго сидела спиной к ним – или собиралась с мыслями, или придумывала оправдание. Крона надеялась узнать, когда она снова заговорит.
Но тут Трей унюхал что-то интересное. Он еще раз фыркнул и лишь потом спросил:
– Твой жених знает? – он сделал круговой жест рукой. – О вашем состоянии? А ваша мать?
Крона нахмурилась. Госпожа Дюпон больна?
Сейчас девушка выглядела не столько больной, сколько раздраженной.
– Каком состоянии? – спросила она, изображая небрежность, но голос прозвучал хрипло, несмотря на ее явные усилия.
– Я думаю, вы знаете, мадемуазель. Не нужно увиливать.
– Я рассказала только нескольким людям, – наконец соблаговолила ответить она, снова глядя на них. – А кто рассказал вам? Главный магистрат? Он сказал Гэтвуду, – пробурчала она.
