Секреты...
В детстве Дин был твердо убежден, что его отец – Брюс Спрингстин
[20]
. Эйприл даже сочинила затейливую сказочку о том, что Брюс написал «Комнату Кэнди» о ней. Но все это были только мечты. Когда Дину было тринадцать, а Эйприл в очередной раз заторчала бог знает от чего, она выложила всю правду, и мир, и без того хаотический, перевернулся в очередной раз.
Позже Дин нашел в бумагах Эйприл имя адвоката Джека, а заодно и коллекцию обличающих снимков и квитанции на алименты, регулярно выплачиваемые Джеком. Ничего не сказав матери, Дин позвонил адвокату. Тот попытался его отшить, но Дин и тогда был так же упрям, как сейчас, и вынудил Джека связаться с ним. Разговор был коротким и неловким. Узнав обо всем, Эйприл загуляла на неделю.
Впервые Дин и Джек встретились тайно и без особой радости в бунгало Шато-Мармон, во время лос-анджелесской части турне «Мад и Мэднесс». Джек пытался изобразить лучшего друга Дина, но тот не купился на такую дешевку. После этого Джек настоял на свиданиях раза два в год, и каждая последующая тайная встреча была отвратительнее предыдущей. В шестнадцать лет Дин восстал.
Джек оставил его в покое до поступления в Южнокалифорнийский университет, когда его снимки стали появляться в «Спорте иллюстрейтед». После этого Джек снова стал звонить, но Дин дал ему от ворот поворот. Все же иногда Джеку удавалось загнать его в угол, и Дин слышал, что Джека Пэтриота замечали на играх «Старз».
Он сразу перешел к делу.
– Райли, мне нужен твой телефон.
– Я... вроде как... забыла.
– Забыла свой собственный телефон?
Райли утвердительно дернула головой.
– Странно. Ты показалась мне сообразительной малышкой.
– Д-да... так оно и есть, но... – Она судорожно сглотнула. – Я много знаю о футболе. В прошлом году вы сделали триста сорок шесть передач, и сидели на скамейке штрафников только двенадцать раз, и еще на вашем счету семнадцать перехватов.
Дин не слишком любил, когда ему пели дифирамбы, но не хотел обижать девочку.
– Я просто поражен! Интересно только, что ты запомнила все
это и забыла номер своего телефона.
Райли положила рюкзак себе на колени.
– У меня кое-что есть для вас. Я сама сделала.
Она открыла молнию и вынула голубой альбом. У Дина болезненно сжался желудок при виде обложки, старательно разрисованной от руки. Используя рельефные краски и маркеры, она нарисовала зеленовато-голубой с золотом логотип «Старз», а чуть пониже – затейливую цифру 10, его полевой номер. Все это было заключено в рамку из сердечек и флажков, в которых сплетались буквы «Бу». Дин втайне обрадовался вмешательству Блу, потому, что в голову абсолютно ничего не лезло.
– Какой красивый рисунок.
– У Тринити лучше получается. Она аккуратная, – вздохнула Райли.
– Аккуратность не всегда так уж важна в искусстве, – заверила ее Блу.
– А мама говорит, что аккуратность необходима. То есть... говорила.
– Мне жаль твою маму, – тихо сказала Блу. – Тебе сейчас нелегко приходится, верно?
Райли потерла пальцем выпуклое сердечко на обложке альбома.
– Тринити – моя кузина. Ей тоже одиннадцать. И она – настоящая красавица. Ее мама – тетя Гейл.
– Но Тринити, конечно, встревожится, когда обнаружит, что ты пропала, – заметил Дин.
– О нет, – покачала головой девочка. – Тринити только обрадуется. Она считает меня чудачкой.
– А ты чудачка? – уточнила Блу.
Дин не понимал, зачем ей понадобилась наступать на больную мозоль, но Блу не обратила внимания на его злобный взгляд.
– Полагаю, что да.
Блу счастливо просияла.
– Я тоже. Правда, здорово! Только чудаки – по-настоящему интересные люди, не думаешь? Все остальные – просто зануды. Взять хотя бы Тринити. Пусть она красивая, но ужасно скучная, верно?
Райли ошеломленно моргнула.
– Точно. Только и разговоров, что о мальчишках.
– Фу! – воскликнула Блу, брезгливо сморщив нос.
– Или шмотках.
– Даже слушать противно!
– Кто бы говорил, – пробормотал Дин.
Но вниманием Райли целиком завладела Блу.
– А еще она вечно блюет, чтобы оставаться худой.
– Да ты, должно быть, меня дурачишь! – передернула плечи Блу. – Откуда она знает о подобных вещах?
– Так всегда делает тетя Гейл. Она очень боится растолстеть.
– Вот! – торжествующе объявила Блу. – Теперь я вижу, что тетя Гейл тоже сплошная скучища.
– Ёще бы! Она всегда твердит: «Лапочка-лапочка», когда видит меня и заставляет поцеловать ее в щеку, но все это чистое вранье. Она тоже считает меня жирной чудачкой.
Райли нервно дернула за подол майки, пытаясь натянуть на небольшой валик плоти, видневшийся над поясом ее брюк.
– Мне очень жаль таких людей, – серьезно заверила Блу. – Некоторые люди вечно стараются осудить других. Моя мать, очень-очень влиятельная женщина, научила меня простой вещи; нельзя достичь ничего значительного, если тратишь время на критику недостатков окружающих только потому, что они не выглядят и не ведут себя так, как, по вашему мнению, должны вести и выглядеть.
– А ваша ма... типа... жива?
– Да. Находится в Южной Америке и помогает защитить несчастных девушек, – мрачно объяснила Блу.
– По-моему, это здорово и ничуть не скучно! – оживилась Райли.
– Она великая женщина. Необыкновенная.
Великая женщина!
Дин покачал головой. Великая женщина, которая бросила единственного ребенка на попечение чужих людей. Правда, Вирджиния Бейли не тратила жизнь на наркотики и алкоголь и не проводила ночи в постелях рок-звезд.
Блу поднялась и обошла Дина, чтобы взять со стола сотовый.
– Райли, пожалуйста, сделай кое-что для меня. Понятно, что ты не хочешь давать Дину свой телефон, и это твое право. Но ты должна сама позвонить Аве и сказать, что все в порядке.
Она протянула трубку. Райли не пошевелилась.
– Пожалуйста.
Пусть Блу выглядела беженкой из волшебного королевства, но при необходимости могла мгновенно превратиться в сержанта по строевой подготовке, и Дин почти не удивился, когда Райли взяла телефон и набрала номер. Блу села рядом с ней. Прошло несколько секунд.
– Привет, Ава, это я, Райли. Со мной все в порядке. Обо мне позаботятся знакомые, так что не волнуйся. И передай привет Питеру.
Она отключилась и отдала телефон Блу. Глаза, бездонные колодцы отчаяния, обратились к Дину:
