Свою точку зрения по этому вопросу я выскажу позже. Сейчас же хочу отметить, что п. Тухачевский видит выход в скоплении, как он выражается, таранных масс, которые должны менять направление своего движения в зависимости от действий противника, оказывающего сопротивление в том или ином месте на направлении атаки, пусть даже это будет сопряжено с потерей времени или с преждевременным раскрытием своей основной оперативной идеи; это, как он считает, единственный способ противодействовать контрударам противника, который может отвести свои войска для организации контратаки. Здесь явно прослеживается влияние начального этапа кампании 1914 года во Франции, и п. Тухачевский хочет «на примере нашей (советской) кампании против белополяков в 1920 году с большой пользой проследить вопрос об использовании таранных масс». В данном случае он опирается на аксиому, что в нынешних операциях невозможно уничтожить неприятельскую силу одним быстрым и решительным ударом.
И как же я был удивлен, когда прочитал у п. Сергеева (стр. 31 цит. соч.), что в последние дни июня п. Тухачевский лично посетил всех командующих армиями и приказал разработать подробный план, по которому в случае успеха должна быть окружена часть наших сил, расположенных в районе Германовичи – Лужки – Глубокое. Таким образом, план действий на 4 июля сводился к достижению чисто локального успеха с целью устроить маленький Седан для нескольких наших дивизий. Описывая этот план, п. Сергеев даже приводит графические схемы, ясно показывающие, на чем он основывался. Суть его состояла в следующем: 15-я армия, состоящая, как известно, из лучших сил и отлично оснащенная, должна была атаковать этот малый Седан в Германовичах и Глубоком с фронта, а две соседние армии, 4-я и 3-я, составляли как бы правое и левое плечо, охватывая Глубокое и Германовичи с севера и юга для отсечения нам всех путей отхода. Пан Сергеев отмечает, что для выполнения такого плана центр (15-я армия) был слишком сильный, а фланги – слишком слабые, и именно таким распределением сил, которое, впрочем, он оправдывает отсутствием времени, он совершенно справедливо обосновывает неудачу этого плана (стр. 32, 33). Но где же здесь таран, где, наконец, широкомасштабная операция с далеко идущими целями? Как мы увидим из анализа, фланги не выполнили свою задачу, но п. Сергеев утверждает, что еще в ночь с 5 на 6 июля он получил от п. Тухачевского директиву, требующую напрячь все силы, чтобы к ночи с 6 на 7 июля отрезать путь отступающему противнику в районе Осиногрудек – Куриловичи (20–30 км западнее Глубокого) (стр. 50). То есть еще на третий день операции северная армия (4-я) имела ту же седанскую задачу.
Мое удивление возросло еще больше, когда, прослеживая день за днем действия главной ударной силы п. Тухачевского – 15-й армии, – я заметил, что на третий, а может, даже на второй день операции она начала сосредоточиваться не для продолжения боевых действий в стиле Седана, а для создания тарана для дальнейших операций. Это странное противоречие в первые дни операции не было вызвано действиями наших войск, так как единственной активной группой, еще действующей в течение 5 и 6 июля, была самая северная группировка генерала Желиговского, состоящая из двух дивизий (10-й и 8-й). Не получив приказа на отступление, она вела малые бои арьергардами, находясь в соприкосновении только с северной 4-й советской армией, таким образом, никак не влияла на акции 15-й армии. Остальные же силы – группа генерала Енджеевского – отходили спокойно, почти без стычек с противником, в юго-западном направлении на Молодечно. Оригинальный Седан!
Вообще первые дни июльской операции п. Тухачевского заслуживают особого анализа. Они оказали очень сильное влияние на основную группировку наших польских сил, на ход всей операции с нашей стороны вплоть до Варшавы. Наряду с этим, учитывая отмеченное выше противоречие в оперативных замыслах п. Тухачевского, владевшего в это время инициативой, они дают характерную картину того, что я обычно называю комедией ошибок и взаимонепонимания противников. Как обычно бывает в таких случаях, даже принципы придумывания названий таких сражений противоречат друг другу. Командующий нашими силами на этом фронте генерал Шептицкий, оправдываясь, назвал его, в соответствии со своей склонностью к линейному расположению войск, битвой на Ауте, маленькой речушке, которую с трудом можно найти на карте и название которой я ни разу не встретил ни у п. Тухачевского, ни у п. Сергеева. Видимо, они и не предполагали, что эта Ореховна, на сей раз речная, так важна для их противника. Пан Сергеев считает это сражение неудачным Седаном под Глубоким. Чего с нашей стороны никто не мог понять, а самое активное действующее лицо в этом сражении, генерал Желиговский, как недавно сам мне говорил, сомневался, не допустил ли он ошибку, не ударив по этому Седану – Глубокому, когда оно уже было занято противником, потому что, не испытывая на себе никакого давления, он чувствовал себя совершенно свободным в выборе решения. Сам же п. Тухачевский, довольный теперь уже совершенно надежным обладанием «Смоленскими воротами», пытается и со своей стороны как-то окрестить это военное чудачество: уже 7 июля он заявляет с полной определенностью, что «войска противника подверглись полному разгрому в районе нашего главного наступления» (стр. 53). Такое сражение стоит проанализировать подробнее.
Начну с северной, 4-й армии под командованием п. Сергеева. В соответствии с седанскими замыслами п. Тухачевского он оставляет на своем левом фланге 18-ю дивизию с задачей задержать при помощи наступления резервы противника в этом районе. Остальные свои силы, то есть 12-ю и 53-ю дивизии, а также 164-ю бригаду, он сосредоточивает на узком перешейке между Двиной и болотистым озером Ельна, перешейке, не превышающем 10 км (по п. Сергееву – 4 версты), с задачей прорвать на этом участке фронт противника, немедленно повернуть всю пехоту на юг на Германовичи и Шарковщизну, а кавалерию выбросить пока на запад в глубокий тыл противника. Учитывая то, что п. Сергеев пишет о начале сражения ураганным огнем артиллерии, отмечу, что он сосредоточил на этом участке 70 легких и 8 тяжелых орудий. Пан Сергеев так оценивает свою задачу: «Вследствие того что успех маневра 4-й армии зависел от быстроты его выполнения, а данные о противнике указывали, что между Двиной и озером Ельна находится только один пехотный полк и несколько сот уланов, частям активной группы поставлены задачи, требующие после прорыва противника пройти:
коннице – 40 верст в первый день и 24 версты во второй;
53-й дивизии – 29 верст в первый день и 30 верст во второй;
12-й дивизии – 22 версты в первый день и 18 верст во второй.
Такие расстояния после прорыва противника можно было преодолеть при движении в колоннах, потому что слабый противник должен был быть распылен от нашего удара, а резервов, по-видимому, у него здесь не было» (стр. 43 цит. соч.).
В действительности здесь стоял неполный 33-й полк, имевший один батальон в относительно далеком резерве. В связи с туманом наступление началось только в 8 часов утра, после ураганной огневой подготовки, продолжавшейся полчаса. Первые, видимо, самые слабые, линии были заняты уже в 9 часов. Отсюда продвижение п. Сергеева пошло так медленно, встретило такое сопротивление, что только после четырех часов пополудни наши два батальона после целого ряда контратак, измотанные боем, начали быстрый отход. Только к 6 часам вечера дивизии и кавалерия п. Сергеева смогли стянуться в колонны и начать запланированный марш. «Ничего удивительного, что ни одна из частей не могла выполнить свою задачу», – с сожалением констатирует п. Сергеев (стр. 46).
