Уж если этот явно неудачный приказ и не укрепил наши позиции на севере, то вся группа генерала Енджеевского спаслась единственно благодаря бездействию противника, о чем говорилось выше. Ни южная часть 15-й армии, ни вся 3-я армия даже не пытаются воспользоваться создавшейся обстановкой и позволяют неосторожной группе генерала Енджеевского средь бела дня 5 июля маршировать вдоль своего фронта, лишь изредка выражая ему свое неудовольствие по поводу этого безрассудного маневра дальним огнем артиллерии. Банкротство задуманного Седана празднует здесь свой триумф!
Еще более оригинальный способ выхода из Седана продемонстрировала самая северная группа войск – группа генерала Желиговского, в наибольшей степени подверженная седанской опасности. До конца дня 5 июля она дерется лучше всех остальных групп 14-й армии и, как обычно бывает при поражениях, разделяет судьбу самых сильных, ибо находится в самом худшем положении. К тому же приказ об отступлении к ней не доходит вообще. Она только чувствует начиная с полудня 5 июля, что вокруг нее происходит что-то странное. На участке за ее правым, южным флангом, атакованном на восточном берегу Мнюты под Лужками, исчезает всякое наше сопротивление. Части 10-й дивизии, которые успешно отражают здесь атаки противника, уже под вечер наблюдают в своем тылу отдельные дозоры и мелкие отряды неприятеля. А на всем фронте 10-й дивизии на Мнюте и 8-й дивизии в районе Погоста уже чувствуется приближение крупных сил 4-й армии п. Сергеева. В сложившейся ситуации генерал Желиговский решил отступить в ночь на 6-е и идти на сближение с группой генерала Енджеевского, которую надеялся найти отходящей в районе Дуниловичей. Ночной марш был быстрым, хоть и очень трудным. Не преследуемый противником, генерал Желиговский к утру 6 июля сосредоточил всю 10-ю дивизию в районе Мосарь, в то время как 8-я дивизия после длительного марша еще тащилась от Шарковщизны в южном направлении. Генерал Желиговский нашел здесь абсолютную пустоту – ни своих, ни противника. Обеспокоенный этим, он после короткого отдыха двинулся к Дуниловичам, куда и прибыл под вечер, не встретив нигде противника и не испытав на себе никакого его воздействия. 8-я дивизия продвигалась тем же способом несколько западнее, направляясь непосредственно к Поставам. Две дивизии целый день шли в пустоте – ни своих, ни противника. Кое-где, наверное, встречался отставший обозный, погоняющий уставших коней в западном направлении. То тут то там в придорожных канавах можно было увидеть сломанную телегу или издыхающую лошадь – обычное свидетельство прошедшей военной бури при поспешном отступлении. Местное население, видимо, твердило, что наши уже давно прошли, а противника еще нет. Генерал Желиговский в этот день, наверное, сотни раз задавал себе вопрос, где свои, а где противник? Давления с севера, со стороны армии п. Сергеева, он вообще не испытывал в течение двух дней боев. Он два дня бился, имея фронт, повернутый на восток. В этом же направлении имела фронт и вся 1-я армия. Он знал, что творится что-то неладное, что еще вечером предыдущего дня, когда он вел бои под Лужками и в районе Германовичей, на юге бой начал стихать и что в связи с этим у него обнажился правый фланг. Теперь, направляясь к югу, он должен был идти перед фронтом противника – если бы тот двигался, как прежде, на запад. Но именно с этой стороны его в течение всего дня абсолютно никто не беспокоил. Поэтому ничего удивительного, что когда вечером и ночью в Дуниловичах он обдумывал свое положение, то пришел к выводу, что он, собственно говоря, находится в тылу противника, который всей своей массой двинулся на юго-восток в направлении Молодечно. Ведь он имел в своем распоряжении целый день 6-го, а может, даже и часть предыдущего дня, 5 июля.
К такой оригинальной обстановке привела неудачная седанская операция. Сильная группировка, составляющая третью часть нашей армии, для которой готовился Седан, группировка, к тому же наиболее подверженная седанским замыслам противника, группировка, начавшая отступление в последнюю очередь, – эта группировка в течение целого дня остается свободной как птица, вольной принимать любые решения и выбирать любое направление своего перемещения. Если марш генерала Енджеевского продемонстрировал полное банкротство седанской идеи, то генерал Желиговский со своими двумя дивизиями настолько явно ее опроверг 6 июля, что иногда я начинаю сомневаться, а существовал ли вообще когда-нибудь у п. Тухачевского этот замысел.
Позже генерал Желиговский спрашивал меня несколько раз, как я оцениваю его решение отступать дальше на запад, так как, по его словам, он долго колебался, прежде чем решиться на это. Он думал, что, может, следовало бы воспользоваться такой необычной ситуацией в тылах противника и, имея в своем распоряжении хороших солдат, ударить по этим тылам, наделать там паники. Центром этих тылов он полагал самый крупный населенный пункт тех мест – Глубокое. Такая мысль упорно преследовала генерала Желиговского весь день 6 июля. Законы анализа военной обстановки подчиняются своей логике, и все попытки ответить на вопрос «что было бы, если бы», хоть и являются бесплодными с исторической точки зрения, тем не менее позволяют вникнуть в нее более глубоко, понять цель тех или иных перемещений войск и смысл приказов полководцев. Поэтому позволю себе несколько подробнее остановиться на весьма оригинальной ситуации, в которой оказался генерал Желиговский, и на возможных в этих условиях вариантах использования полной свободы выбора, которая ему предоставилась 6 июля. Пользуясь правом аналитика, перенесу принятие решения не в Дуниловичи, а в Мосарь, когда генерал Желиговский стоял на отдыхе и после выхода из лесов над Десной впервые почувствовал окружавшую его пустоту. Такое мое допущение вполне реально – генерал Желиговский с таким же успехом мог размышлять о своих дальнейших действиях в Мосаре или его окрестностях, как и в Дуниловичах. И здесь и там он был в абсолютно одинаковом положении, а марш на Дуниловичи мог его только укрепить в мысли, что он оказался в тылу противника.
Для анализа обстановки мне кажется целесообразным освободить генерала Желиговского от какого бы то ни было давления 4-й армии п. Сергеева. Потому что только 6 июля вечером дивизии п. Сергеева вышли на линию Мосарь – Шарковщизна, да и то лишь своими авангардами. Таким образом, весь день 6 июля генерал Желиговский был абсолютно свободен с этой стороны. И если бы после длительного отдыха под Мосарем, который был просто необходим его дивизии, примерно около полудня генерал Желиговский решился ударить по якобы тылам в направлении Глубокого – то что бы из этого вышло? От Мосаря до Глубокого примерно 20 километров. Это где-то 5 часов марша с необходимыми предосторожностями. Значит, около 5 часов он был бы в районе Глубокого и нашел бы там небольшую группу конницы – кубанскую бригаду, которая, судя по описанию п. Сергеева, не отличалась тогда боеспособностью и очень неохотно вступала в бой. Кроме того, с севера, со стороны Лужков, сюда подходила своими авангардами, а может, и крупной колонной, так как шла походным маршем, 54-я советская дивизия, как раз та самая дивизия, которая еще вчера безуспешно атаковала генерала Желиговского на его правом фланге под Лужками. Я нисколько не сомневаюсь, что в этом случае генерал Желиговский имел все шансы успешно ударить по этой дивизии, застав ее врасплох на марше, и тем самым помешать выполнению крупного маневра 15-й армии. Эта дивизия была правофланговой в 15-й армии и в соответствии с приказами и основной идеей замысла п. Тухачевского заходила как правое плечо армии длительным 30-километровым маршем, изменяя в этот день направление от Лужков с западного почти на южное. На схеме п. Сергеева она показана занимающей 6-го вечером Глубокое на правом фланге 15-й армии. Учитывая записи п. Сергеева, содержащиеся на странице 59 его труда, я имею право предполагать, что именно в этот день 15-я армия перестраивалась в новый боевой порядок, который гарантировал, что под вечер 6 июля в районе Глубокого генерал Желиговский не встретит никого, кроме 54-й дивизии. Пан Сергеев пишет, что после сражения 15-я армия сосредоточилась для дальнейшего маневра, и добавляет: «Еще от Глубокого армия имела в первой линии 54, 33-ю и 11-ю дивизии, а во второй – 4-ю и 16-ю». Если 54-я дивизия была правофланговой в Глубоком, то 33-я и 11-я должны были находиться где-то восточнее в районе железной дороги Полоцк – Молодечно и не имели возможности в течение всего дня 6 июля чем-либо помочь 54-й дивизии. В свою очередь, 26-я должна была быть глубоко в тылу и также до ночи не могла оказать влияния на обстановку.
