— Да, некоторые тоже так считают. Во многом это отражает те самые верования — верования, которые растоптали мужчины. Церкви, возглавляемые мужчинами. Города, построенные мужчинами. Культура, которая оттесняла женщин все дальше и дальше от подлинной власти. Марни же утверждала, что центром мироздания являются женщины.
Они сидели в тишине и слушали свист ветра, бесновавшегося в ольховой роще рядом с домом. Собственный монолог Дину, по-видимому, взволновал, потому как она достала из лифа носовой платок и промокнула глаза.
— Простите, что расстроила вас, — извинилась Линдси. — Такой цели я перед собой не ставила. Моя задача — собрать всю возможную информацию, дабы выяснить, что произошло с теми женщинами.
— Слезы благотворны, — отвечала Дина. — Они напоминают о чувствах, которые не испытываешь каждый день. Насчет Марни ничем помочь не могу. Я её люблю. И не вижу связи между смертями двух женщин, погибших с разницей в двадцать лет.
— Связь прослеживается, — сказала Линдси. — Но я не могу это обсуждать. Просто поверьте мне на слово.
— Доверие надо заслужить.
— Да, конечно. Вы что-нибудь слышали о Калисте Салливан, когда сблизились с Марни?
— Я пришла к ней позже.
— А я читала в газетах того времени, что вы с Марни подружились года за два до исчезновения Калисты. Там была даже фотография, на которой вы вместе на каком-то мероприятии по сбору средств в Голливуде. Кажется, для фонда «Гуманное общество».
Дина честно наморщила лоб.
— Вы что-то путаете.
— Нет, — ответила Линдси. — Не думаю. — Она вытащила из сумки фотокопию статьи, в которой заранее обвела дату красным маркером.
— Ну, не знаю, — произнесла Дина, беря газету изящными пальцами, на одном из которых красовалось кольцо с желтым бриллиантом размером с воробьиное яйцо. — Ах да, кажется, припоминаю. Прошу прощения. Этих мероприятий было так много, что немудрено и запутаться. Да, газета врать не станет, — во всяком случае, в то время газеты не врали. Действительно, это я. А это Марни. Какие же мы были молодые.
— Вы здесь как сестры, — заметила Линдси. — Даже близняшки.
Лицо Дины Марлоу чуть просветлело.
— Вы правда так думаете?
— Да.
Дина снова посмотрела на статью.
— Вы были не совсем честны со мной, — укорила её Линдси.
— Я старалась, как могла.
— В статье говорится, что какое-то время вы жили в штате Вашингтон и подумывали о том, чтобы остаться здесь насовсем.
— Правда?
Линдси указала на абзац, в котором об этом шла речь.
Дина стала читать, затем вновь подняла на неё глаза.
— В самом деле.
— Так вы знали Калисту, верно?
Дина отвела взгляд, посмотрела на окна, за которыми ветер клонил тонкие деревца в северном направлении.
— Знала. Простите, что не сказала вам всю правду. Когда много лет носишь в себе ложь, постепенно начинаешь в неё верить. Марни говорит, что ложь нередко приводит к онкологии. У меня удалены обе молочные железы, хотя об этом никто не знает. Должно быть, Марни права.
— Сожалею, что вы болели, — сказала Линдси.
— А я сожалею, что сама навлекла на себя болезнь. Мой агент посоветовала мне выступить в телепрограмме «Сегодня» и рассказать о том, как я вылечилась. Но я не согласилась. Не могла. Она все твердила, что это поможет другим женщинам, но я не представляла, как буду сидеть перед телекамерой и улыбаться, зная, что я сама виновата в своей болезни.
— Вы не виноваты в том, что заболели раком.
— Вы верите в Бога?
— Да.
— Можете доказать его существование?
— Нет, пожалуй.
— Тогда, детектив, прошу вас, не надо мне возражать. Я это точно знаю.
Линдси кивнула.
— Простите.
— Я расскажу, что знаю, — сменила тему Дина, чтобы сгладить неловкость. — Вам это не поможет, но я расскажу.
Линдси заметила вдалеке какое-то движение. Она устремила взгляд в высокое окно, от пола до потолка, за спиной у Дины. Зрелище было удивительное. Живописный ландшафт словно составлял единое целое с убранством комнаты. Такого чуда она еще не видела. Словно они смотрели фильм о природе на огромном экране в кинотеатре IMAX. По краю поля, копытами роя землю, брели два лося. Они-то и привлекли внимание Линдси.
— Отстали от стада, которое прошло здесь до вашего приезда. Величественные животные, правда?
Линдси кивнула.
— Несомненно, — наконец произнесла она, заставив себя перевести взгляд на Дину.
— Итак. Калиста. Что мне о ней известно. Вас ведь это интересует?
— Ваша фамилия значилась в списке свидетелей, который я нашла в ведомстве прокурора, но в протоколах — ни слова о том, что вы им сообщили. Почему они сочли, что ваши показания могли бы помочь установить истину в деле Рида Салливана?
— Хороший вопрос, — промолвила Дина. — Но ответа на него я не знаю. Я им сказала: Калиста была замечательная женщина. Трудолюбивая. Преданная общему делу. Как и все женщины на ферме. Она приехала туда, потому что ей это было необходимо.
Дина предложила Линдси что-нибудь перекусить. Та отказалась.
— У вас великолепная кухня, — заметила Линдси. — Вы, наверно, изумительно готовите, мисс Марлоу.
— Можно просто «Дина». Нет, я почти совсем не готовлю.
— Правда? А я где-то читала, что вы автор поваренной книги.
Дина стыдливо пожала плечами.
— В книге есть подзаголовок, который всё разъясняет: Сборник моих любимых рецептов. Не я придумала эти рецепты. Я их просто собрала. Издательство «Макмиллан» надеялось неплохо заработать на этой книге, но она не пользовалась успехом. Видимо, я — не такая уж хорошая актриса. Не сумела сыграть роль повара в рубрике телепрограммы «Доброе утро, Америка».
Обе рассмеялись.
— Насколько я понимаю, вы приехали не для того, чтобы поболтать о моих успехах и неудачах, — продолжала Дина. — Вас интересуют погибшая девушка, Калиста. И, конечно, Марни.
— Да, — подтвердила Линдси. — Сара Бейкер. Давайте начнем с неё. Расскажите о ней.
— Она приехала, чтобы взять интервью. Сказала, что является внештатным сотрудником «Голливудского репортера», а в журнале открыли рубрику «Чем они теперь занимаются?», что-то такое ужасное. Я сказала, что мне это не интересно и что зря она ехала в такую даль.
— Тем не менее, вы пригласили её в дом.
— Пригласила. Она вела себя вежливо. Сказала, что ей нужно в туалет. И я её впустила. Но предупредила, что интервью давать не буду. Почему — не объяснила. Сейчас даже причина отказа может быть истолкована превратно. Раньше пресса была мне другом. А теперь нет. В сущности, нынешняя пресса всех готова растоптать, если уж на то пошло.
