— Она спрашивала вас о Марни Спеллман?
— Возможно, — пожала плечами Дина. — То есть, да, конечно. С Марни связан большой кусок моей жизни.
— Любопытно. Что именно она хотела узнать?
— То же, что и все. Наделена ли Марни магическим даром.
Линдси ближе наклонилась к ней.
— И что же — наделена?
— Послушайте, я уже не знаю. Раньше я готова была жизнь отдать, доказывая, что это так. И, по сути, отдала.
— В каком смысле?
— Как видите, я живу здесь. Приехала сюда, чтобы стать частью чего-то значимого. Того, что прольет свет на тёмные аспекты бытия, на которые мы даже смотреть-то боимся. — Дина рассмеялась. — Ну вот, произнесла это вслух, и теперь чувствую себя полной идиоткой, причем со справкой.
Дина тронула одну из серег — тоже с большим бриллиантом. Как и столь огромных кухонь, таких крупных драгоценных камней Линдси раньше не видала.
— Знаете, Сара ведь была студенткой, а не журналисткой из «Голливудского репортера», — сказала она, не давая Дине увести разговор в сторону.
Та не сводила с неё глаз, сверкавших, как топазы или угольки в угасающем костре. Как растрескавшийся мрамор.
— Теперь знаю. Из газет. Я хоть и не собиралась давать ей интервью, вообще-то надеялась, что она настоящая журналистка. По крайней мере, это подразумевало бы, что я еще кого-то интересую, что она, возможно, увидит во мне стоящую актрису, напишет обо мне безо всякого интервью, и тогда, чем черт не шутит, мне удастся вернуться в профессию.
— Мне очень жаль, Дина. Правда. У вас такой чудесный дом.
— Да, — ответила она. — Это всё, что у меня есть. Ни мужа, ни детей. Только большой красивый пустой дом.
Они помолчали.
— Значит, Сара все-таки задала вам несколько вопросов. Что она пыталась выяснить? Вы сказали, её интересовала Марни. Калиста тоже?
Дина задумалась.
— Да, — наконец ответила она. — Калиста и Рид Салливан.
— А конкретней?
Дина занервничала, будто её обвинили в убийстве третьей степени. Линдси её не торопила. Она знала, как ведет себя тот, кому не терпится выдать информацию, которую от него требуют. Алан говорил, что в этом случае надо немного ослабить давление, и человек сам всё расскажет. «Умолкни и просто смотри на человека, — наставлял он. — Это действует как прием Геймлиха
[16]. Дай ему продышаться, и он, как миленький, выдаст всё, что тебе нужно».
И Дина выдала.
— Сара сказала, что обнаружила кое-какие нестыковки, как она выразилась.
— Она сказала, какие именно?
— Нет. Нет.
Должно быть, жалея, что сболтнула лишнего, Дина вновь принялась изображать из себя радушную хозяйку.
— Я вижу, вы допили кофе. Теперь, может быть, чаю?
Линдси собралась было отказаться — не хотела, чтобы беседа прервалась на самом интересном месте, — но… Такая красивая кухня. Восхитительный вид из окна. Да еще и лоси.
— С удовольствием. Спасибо.
— Прекрасно, — обрадовалась Дина. Она повозилась несколько минут и принесла на стол чай в двух чашках из тончайшего, почти прозрачного фарфора.
— Эти чашки принадлежали Мэри Пикфорд. Чай черный. С чем вы пьете?
— Немного меда, если есть.
Дина театрально воздела глаза к потолку.
— Конечно, есть. — Она снова прошла к кухонному столу и вернулась со стеклянной баночкой.
— Это мед не с фермы Спеллман. С одной пасеки здесь неподалеку. Надеюсь, вы не разочарованы.
— Не сомневаюсь, что он очень вкусный, — ответила Линдси. — Вы упомянули, что Сара Бейкер обнаружила какие-то «нестыковки» в отношении Калисты и её бывшего мужа.
— Это все с чужих слов, предположения.
— Дина, сейчас меня интересует даже информация с чужих слов.
— Ну, не знаю, — протянула она.
— Дина, послушайте, убита девушка. Девушка, с которой вы беседовали. Возможно, вы что-то знаете. Прошу вас.
Дина поставила свою чашку на стол. «Ну вот, сейчас», подумала Линдси.
— За неделю до того, как обнаружили труп Калисты, — сказала Дина, — на ферме что-то случилось. Такое, что некоторые девочки испугались. Но что это было, я не знаю, правда.
— Дина, подумайте. Это важно.
— Понимаете, я там была в каком-то смысле посторонней. Сначала я думала, что другие женщины, ну, знаете, из ближнего круга…
— Улей?
— Да. Улей. Поначалу они держались со мной неприветливо, а может, — не исключено, что во мне говорит тщеславие, — просто немного робели, ведь я была широко известна. Я бы даже сказала «знаменита», но величать себя «знаменитостью», тем более «звездой» неприлично.
Линдси затруднялась определить, что именно изображает Дина — скромность или высокомерие.
— Но они сторонились вас не из недружелюбия или робости, так?
Дина опустила глаза в пустую чашку.
— Нет, их связывала какая-то тайна, и они не хотели, чтобы я её узнала.
— Кто это «они»?
Дина снова опустила глаза, словно вспоминая.
— Ох, давно это было, детектив. Так, сейчас… Марни, Грета Свенсен, Триш Эпплтон и Хизер Хэнли, ныне Джарред.
Последняя фамилия показалась Линдси знакомой, но она не стала напрягать память.
Спросила у Дины, где этих женщин можно найти, и та сообщила ей то, что знала.
Линдси всё записала в блокнот.
Грета Свенсен. Местная. Роскошный дом близ шоссе Чаканут-драйв. Много лет работала в больнице Уотком Мемориал. Красивые волосы.
И тут Линдси вспомнила, где слышала нынешнюю фамилию Хизер. Это была Хизер Джарред. Депутат палаты представителей Конгресса США. Кандидат в сенаторы. Замужем. Двое детей.
Триш Эпплтон. Медсестра, как и Грета Свенсен. В отличие от Греты, вышла замуж. Много лет назад уехала из штата Вашингтон.
— Вам удалось узнать, что это была за тайна? Которую хранили женщины из ближнего круга Марни?
— Да в общем, нет, — ответила Дина. — Знаю только, что это имело какое-то отношение к делу Салливана. И всё. Я была там в период судебного разбирательства. Случайно подслушала разговор девочек в амбаре. Они говорили, что Рид Салливан должен быть освобожден, что он — жертва несправедливости. Может, Кейт что-то вам расскажет. Она тогда ещё на ферме жила.
— Кейт?
