«Марни внушает нам». Фраза в настоящем времени, обратила внимание Линдси. Значит, Грета до сих пор её верная сторонница.
— Марни продает косметику, — указала Линдси, откидываясь на спинку стула.
— Косметика — лишь начало начал. Чтобы чувствовать себя великолепно, нужно выглядеть великолепно. Идея вполне понятная всем и каждому. Абсолютно логичная. Вы похудели на пять фунтов, и, если окружающие это заметили, вы счастливы.
— Не спорю. Но согласитесь, такого рода счастье и лозунг «быть хозяином своей судьбы» — понятия несопоставимые? Это всего лишь кремы для лица.
— Вы же сами понимаете, что это не так. Вместе со своей продукцией Марни продает нечто большее. Свое существование она посвятила тому, чтобы помогать женщинам в первую очередь достичь духовного совершенства… а не физического.
Подобные лозунги озадачивали Линдси. Это никак не соответствовало её собственному подходу к жизни, к работе. Внешность не определяла характер человека. Бывает, что у человека с неприятным запахом изо рта и гнилыми зубами благороднейшее сердце. И наоборот, роскошная рыжеволосая красотка, проживающая в доме стоимостью в несколько миллионов долларов, может оказаться убийцей.
В лучшем случае, лгуньей.
— Тогда к чему такое внимание к внешности? — спросила Линдси.
— Наша наружность, оболочка, упаковка — как ни назови — это первое, что мы видим, когда просыпаемся. Первое, что мы предъявляем, вступая во взаимодействие с другими. Люди смотрят. Оценивают. За долю секунды выносится суждение, определяющее, что мы собой представляем и как нас воспринимают окружающие. Внешность человека — визитная карточка его сущности.
— А как же те, кто не вписывается в рамки общепринятых представлений о красоте? В учении Марни этому не дается вразумительного объяснения, не так ли?
Грета наградила Линдси мрачным ледяным взглядом.
— Насколько я понимаю, это вопрос с намеком? То был единичный случай, недоразумение. И было это очень давно.
— Верно. И этот случай едва не уничтожил её.
— Именно поэтому я никогда не стану это обсуждать. На неё я больше не работаю. Продукцию её не продвигаю и не рекламирую. Но, тем не менее, обсуждать это с вами я не стану.
— Из уважения к Марни?
— Из уважения, — ответила она. — И хватит об этом.
После продолжительного молчания Линдси решила, что их разговор действительно подошел к концу, и встала, собираясь уходить.
— С другими женщинами вы тоже намерены побеседовать? — вдруг спросила Грета.
— С Диной я уже встречалась, звонила в офис Хизер, Триш пока не нашла.
— А с Марни?
— Я всегда работаю по принципу от внешнего к внутреннему, — сказала Линдси. — Её припасу напоследок.
* * *
Как только внедорожник следователя покинул парковку на вершине холма, Грета немедленно подошла к телефону и позвонила Дине.
— Это я, Грета. Что-то мне неспокойно.
Молчание.
— Ты меня слышишь?
— Слышу. Тебе неспокойно. А в чем дело?
— Сама знаешь.
— Послушай, мы с тобой сто лет не общались, а ты мне вдруг звонишь, потому что у тебя нарисовалась проблема, которую ты не можешь решить. В чем дело? Собака заболела?
— Не смешно, — сказала Грета. — Обязательно быть стервой?
— Видишь, как легко вернуться к старым дурным привычкам, правда, Грета? Только стервой, насколько я помню, была ты.
— Я звоню по поводу следователя. Она что-то вынюхивает. Была у меня, только что уехала. Расспрашивала про Калисту, о том, что с ней произошло. Также упомянула Сару Бейкер, журналистку, с которой ты, я знаю, встречалась. Она мне тоже звонила и сказала, что беседовала с тобой.
В трубке снова наступила тишина. На этот раз Грета дождалась ответа.
— Что ты ей сказала?
— Ничего. Как я могла?!
— Кому-нибудь еще говорила?
Грета смотрела на потемневшее море и всем сердцем желала, чтоб разразился шторм, да такой, чтобы её дом и она сама затряслись от страха.
— Нет, — ответила она. — И не имею таких намерений.
— Ну и ладно. Значит, бояться нечего.
— Ты уверена?
— Да. Только сделай мне, пожалуйста, одно одолжение.
— Какое?
— Не звони мне больше никогда. Что бы ни случилось.
Грета прижимала трубку к уху и, слушая тишину, постепенно погрузилась в размышления. Марни Спеллман ошиблась. Взгляды Греты на себя саму и на других изменились. Они не были непобедимы — так, кучка идиоток, которые думали, что своим молчанием помешают кому-нибудь разобраться в том, что происходило на ферме.
Она пошла в спальню за трикотажным кардиганом из толстой пряжи. Ее обволакивал холодок прошлого — не приятный, а сдавливающий, как ледяные клещи.
Прошлое не прошло.
Глава 24
Июнь 1999 г.
Остров Ламми, штат Вашингтон
Гудение живого улья, усиленное динамиками, подобно рёву приближающегося торнадо или даже грохоту товарного поезда. Пчёлы приносят нектар, украденный из цветов, словно клубы дыма, вздымающихся над ежевичными кустами, что растут по обочинам дорог на острове Ламми. При этом пульсирующие шумы, которые они издают, накладываются один на другой. Бывает, их жужжание действует умиротворяюще, как приглушённый белый шум. У Марни имелась запись, которую она ставила в своей спальне на верхнем этаже большого дома. Динамики, что всюду установил её брат по возвращении из реабилитационного центра, разносили гул по всем помещениям. Однажды, проходя мимо комнаты Марни, Грета увидела, что та лежит на полу между динамиками. Глаза её были закрыты, но губы шевелились. Ноги дернулись и затем схлопнулись вместе.
На секунду Грете подумалось, что у Марни нечто вроде эпилептического припадка.
Открыв глаза, Марни кивнула Грете и одними губами попросила, чтобы та ушла, оставив её одну, и закрыла дверь.
Вечером за столом на кухне Грета всё ждала, что Марни даст объяснение тому, что она увидела, но та молчала, а сама Грета об этом не упоминала: никто не смел спрашивать Марни о её методах.
Они не подлежали сомнению или анализу.
Летняя ночь выдалась теплой. Грета сидела на крыльце. До неё доносилось квохтанье соседских кур, и, судя по тому, какой переполох они устроили, одну-две из них унес енот или койот. Раздался ружейный выстрел, и гвалт стих.
— Составь мне компанию.
К ней обращалась Марни. В футболке и шортах, она держала в одной руке два бокала, в другой — бутылку шираза.
Грета взяла один бокал. Марни налила вина.
