— Мне было так тяжело, когда Пол сегодня приехал за личными вещами Алана, — произнесла Линдси.
— Дома я тоже разобрала его вещи. И знаешь, как-то сразу почувствовала себя ближе к Алану.
— Ну да, понимаю. Как Пол? Сильно переживает? — спросила Линдси.
— Винит себя. Я тоже себя виню.
Пэтти откупорила бутылку красного вина, поставила на стол сухарики из муки жернового помола и клинышек сыра бри. Ни хозяйка, ни гостья к ним не притронулись: не были голодны. Вино же — другое дело.
Потягивая его, они заполняли затяжные паузы в разговоре.
Не прошло и двадцати минут, а они уже пили по второму бокалу.
— Пэтти, ты как? Держишься? — спросила Линдси.
— Наверно, ужасно выгляжу, да? — отозвалась Пэтти. На ней были белые джинсы и желтый топ. Лицо без макияжа, только щеки немного подрумянены.
— Ты выглядишь чудесно, — тепло улыбнулась ей Линдси. — Могу я что-то сделать для вас?
Пэтти снова глотнула из бокала.
— Как ни стыдно это признавать, но я чувствую себя замечательно. Правда. Просто замечательно. Я знаю, что Алан в лучшем мире.
Линдси молча ждала. Хотела, чтобы Пэтти сама продолжила разговор.
— Все здесь напоминает о нём, — сказала та, обводя взглядом комнату.
— Мне тоже. Сегодня показалось, будто я увидела его на улице, но, разумеется, это был незнакомый человек столь же плотного телосложения.
— Иногда, — рассмеялась Пэтти, — мне кажется, что он со мной в одной комнате, и мне хочется что-то ему рассказать. И я рассказываю. Не вслух, но мысленно, в душе. — Она заметила, что у Линдси опустел бокал. — Подлить? Соседи принесли бутылку белого вина. Поначалу я подумала: чудны́е какие-то. Но потом поняла: они просто хотели меня поддержать.
Линдси накрыла ладонью бокал.
— Хватит. У меня был долгий день, а мне ещё нужно поработать.
— Как идет следствие по водопаду Мейпл? — полюбопытствовала Пэтти.
— Алана очень не хватает, — призналась Линдси. — Впрочем, это и без слов понятно. Но в практическом плане он сумел бы подтолкнуть меня в нужном направлении. В этом ему не было равных. Выслушал бы мои рассуждения, помог бы проанализировать информацию, обнажить суть. Он был потрясающий наставник.
— Линдси, ты можешь обсудить это дело со мной, — предложила Пэтти. — Вдруг я сумею помочь? Я прожила с ним в браке двадцать лет и прекрасно знаю, как у него работала голова.
— Да нет, сама справлюсь.
— Ты всегда можешь рассчитывать на меня.
Но Линдси хотела поговорить не о водопаде Мейпл. Неприятно было поднимать эту тему, но иначе она не могла.
— Пэтти, я должна спросить тебя про самоубийство Алана.
Та обратила на неё недоуменный взгляд.
— Ты расследуешь его гибель?
— Боже, нет, — отвечала Линдси. — Как я сказала на панихиде, я даже не догадывалась, что у него была сильная депрессия. Теперь чувствую себя полной идиоткой. Я обязана была заметить какие-то признаки. Обязана была вмешаться.
Глаза Пэтти затуманились, и секундой позже по её щекам покатились слезы.
— Линдси, невозможно знать всё о человеке. Я понимала, что он чем-то обеспокоен. Но такого исхода не предвидела.
— Простить себе не могу. Ну как я могла быть такой слепой?!
— Алан был сложный человек. Ты это знаешь. Да, он был общителен, это правда. — Пэтти потянулась за салфеткой. — Но при этом очень и очень скрытен. Тебя он любил, Линдси, и потому с тобой был весьма откровенен. Однако у него были свои секреты, в которые тебя он посвятить не мог.
— Наверно. Сама я, конечно, много рассказывала ему о себе. Опиралась на него. Нуждалась в нем как в друге и советчике.
— Понимаю. Да, понимаю. Ты должна хранить его образ в сердце, впитать его лучшие черты, для того, чтобы больше любить себя и других.
Хм, знакомая фраза.
— Алан был обстоятельный и добросовестный человек, — продолжала Линдси. — Когда я только пришла в полицию, он всегда в отчетах и протоколах делал закладки, отмечая самые важные места, чтобы я быстрее догоняла. Готовил прекрасные справочные материалы. Постоянно что-то печатал на нашем стареньком «Делле».
Пэтти испытующе взглянула на неё и допила второй бокал вина.
— Но, раз он имел привычку всё записывать, я подумала, что он не мог уйти из жизни, не оставив предсмертной записки, — добавила Линдси. — Мне казалось, он из тех людей, кто непременно объяснил бы нам, почему он так поступил.
— А никакой записки не было, Линдси. Поверь, я обыскала весь дом. Разумеется, оставь он записку, нам всем было бы гораздо легче. Но причины мы никогда не узнаем. Так что всем нам придется жить в неведении.
— Да, конечно, — вздохнула Линдси. — Есть мысли по поводу того, что его терзало? Если это, конечно, не что-то сугубо личное?
— Какое-то расследование, — пожала плечами Пэтти. — Ты ведь знаешь, что он каждое расследование принимал близко к сердцу. Такой уж был человек.
— Да.
Пэтти отнесла их пустые бокалы на кухню. Разговор был окончен. Линдси поняла, что ей пора уходить, оставить несчастную женщину в покое.
И все же у выхода, обнявшись с Пэтти, она не удержалась и спросила.
— А ты не догадываешься — какое?
— Что «какое»?
— Какое расследование его мучило? Может, тебе что-нибудь известно?
— Он не говорил. А я за двадцать лет супружества научилась не спрашивать. Один раз спросишь, потом так и будешь слушать про всякие ужасы, о которых предпочла бы не знать.
* * *
Проводив Линдси, Пэтти поставила бокалы в посудомоечную машину. Потом прошла в кабинет мужа и села за его стол.
Линдси хорошо знала Алана. Их связывали куда более тесные отношения, чем обычных сослуживцев. Они были почти как отец и дочь.
И Линдси не ошиблась.
Алан действительно оставил предсмертную записку.
Даже две.
Глава 35
В тот вечер соседская собака заливалась лаем, будто стояла насмерть, отражая натиск легиона опоссумов. Тявкала буквально на всё, обращая свой лай в сторону дома Линдси. Её хозяева, довольно приятные люди, клялись и божились, что им невдомёк, почему их нечистопородная мальтийская болонка донимает Линдси.
— Обычно она такая милашка, — утверждала соседка. — Иногда, бывает, разволнуется. Напрудит лужу. А вообще с ней никаких проблем.
То есть проблема во мне, что ли?
Линдси понимала, что бесполезно спорить с собачниками, особенно с хозяевами надоедливых «милашек».
