У поста охраны Дину встретила ассистент режиссера по имени Инга, которой было поручено провести ее на площадку для кинопроб. Инга протянула ей руку, и в красивых карих глазах девушки не сверкнул блеск узнавания. Молодая, конечно, что с нее взять. Очень, очень молодая. Дине всегда нравилось, когда ей говорили, что она великолепно сыграла ту или иную роль. Особенно если речь шла о большом кино, а не о телевидении. Дина относилась к той возрастной группе актеров, которые считали, что телевидение — это нечто вроде санатория для стареющих увядающих актеров и актрис, утративших сексуальную привлекательность, — тех, что начали сниматься примерно в то же время, что и она сама.
Инга представила Дину трем мужчинам и одной женщине, сидевшим за столом, который был почти не виден из-под страниц со сценарием, чашек из «Старбакса» и фантиков от шоколадок «Твикс».
Через полчаса пробы завершились.
Сантьяго позвонила, когда Дина уже возвращалась со студии в лимузине.
— Вы им очень понравились!
— Я произнесла всего четыре реплики.
— Ну и как вам?
— Не знаю. Ты про роль или о пробах?
— Про то, и другое.
— Пробы прошли нормально. А роль так себе. Мне там нечего делать.
— Я так рада, что вы это сказали.
У Дины внутри все замерло.
— Это почему?
— Кажется, они решили пригласить другую актрису.
— Вот как.
— Только что мне сообщили. Ничего, будут другие роли. Более интересные и значительные. У вас еще будет возможность проявить актерское мастерство.
— Конечно.
— Может, вам стоит книгу написать или что-то такое?
— Может быть.
Дина завершила разговор и попросила водителя проехать мимо ее прежнего дома в Бель-Эйре. Она смотрела, как за окном одна за другой проплывают пальмы, и ей казалось, что они трещат, как трещали, задевая спицы, игральные карты, которые они с братом крепили прищепками на крылья своих велосипедов. Дину охватила острая ностальгия. Все, чего она желала в подростковом возрасте, прошло или никогда не существовало. Тогда она думала, что стать кинозвездой — это несбыточная мечта, но потом благодаря упорному труду и симпатичной внешности она сумела прославиться как актриса. Дина так и не знала, что здесь сыграло главную роль: ее отношение к работе или красота, которой наделила ее природа.
Она и сейчас выглядела замечательно и по-прежнему готова была напряженно трудиться, но корабль уже уплыл. Точнее, пошел ко дну.
Водитель остановился перед длинным розовым особняком, в котором она когда-то жила. Дина опустила стекло и снова задумалась, не совершила ли она ошибку, последовав за Марни Спеллман. Неужели она отказалась от всего, о чем мечтала, ради чего-то, что всегда будет оставаться недостижимым?
Слава, превосходство.
Это все, что ей нужно.
* * *
Дина включила пар и скинула с себя бледно-розовый халат. Вообще-то этот цвет ей не нравился. Его ей навязал костюмер первого фильма, в котором она снималась, заявив, что этот цвет будет ее визитной карточкой. С тех пор она одевалась в розовое, хотя была уверена, что в нарядах «чуть менее красного, чем гвоздика» оттенка выглядит блеклой. Из душевой кабинки валил пар, а Дина стояла и рассматривала свое тело. В борьбе со старением она перепробовала все известные средства. Сделала столько подтяжек, что признаться страшно, даже самой себе. В принципе, больше никаких способов не осталось. Она постарела. Старая стала. Какие теперь роли? Разве что бабулек играть, и то если повезет. Ну или, может, время от времени яркие эпизодические роли, которые, бывает, предлагают известным актерам прошлых лет. А зрители, удобно устроившись в своих гостиных, будут жадно рассматривать ее, выискивая изъяны. Она сыграла сама с собой злую шутку. В борьбе со старостью победить невозможно. Наблюдая, как пар заполняет ванную и зеркало постепенно запотевает, Дина думала о том, не перестаралась ли она в этой борьбе. Не лучше ли было бы в какой-то момент уступить?
Ее последняя беседа с Марни, состоявшаяся в Белвью, в доме одного из ее приверженцев — миллионера из «Майкрософт», — несколько смутила Дину.
— Порой женщины бывают такие язвы, — сказала Марни, возвращаясь от барной стойки.
Дина предпочла бы не реагировать. Пропустить эту реплику мимо ушей. Продемонстрировать полнейшее хладнокровие.
— Ты это о чем?
Марни протянула Дине ее бокал.
— Ерунда. Не бери в голову.
Это была хитрость. Один из способов приоткрыть крышку ящика зависти, чтобы зависть понемногу сочилась в комнату красивых и богатых людей. Тонкая струйка мерзкой подлости, которую может различить только тот, кому она предназначена.
Из них двоих более умной и привлекательной была Марни. Дина была в этом убеждена и знала, что Марни тоже так считает. Где бы они с Марни вдвоем ни оказывались, Дине всегда доставалась роль второго плана, что ее немало раздражало.
— Просто…
Марни все же решила объяснить.
— Что? — спросила Дина.
Марни надолго приникла к своему бокалу, размазав помаду на губах.
— На мой взгляд, ты здесь самая красивая женщина, — ответила она. — И хватит об этом.
Дина ни словом не обмолвилась о размазанной помаде. Позволила ближайшей подруге расхаживать среди гостей с лицом, как у клоуна.
Прежде чем встать под душ, Дина заперла дверь ванной на замок. Старая привычка. Осталась с тех пор, когда за ней приезжал помощник режиссера по отбору актеров, чтобы отвезти на съемки, или когда мать искала ее, чтобы сообщить о приглашении на кинопробы.
Дина опустилась на мраморную скамеечку и расплакалась. Слезы смешивались с обволакивавшими ее клубами горячего пара. Она завопила, без слов, как раненый зверь, выплескивая всю боль, что причиняли ей окружающие.
В присутствии Марни и других членов «Улья» Дина отлично играла свою роль. Представлялась уравновешенной, сдержанной особой, которая четко знает, что ей нужно в жизни. Но все это была видимость.
В сущности, всё в ней была ложь. И внешность, и якобы некий особый интеллект — любознательность, пытливый ум. А как она принимала советы и поучения, как поддерживала мысль о том, что самореализация не имеет границ! Какое притворство. На самом деле она была такой же одномерной, как пачка фотографий для автографов. Все это время она боялась, что ее разоблачат, как мошенницу. Она знала, что не так хороша, как Гленн, Мерил, Хелен.
В ванной клубился пар. Дина нащупала бритву. Правду ли говорят, что человек не чувствует боли, когда совершает самоубийство, находясь в горячей воде? И если не смотреть, как кровь стекает в слив, вообще не поймешь, что происходит? Глаза закрыты. Шумит вода. Жизнь угасает, уносится вместе с водой в канализацию. Это уж точно лучше, чем отравиться таблетками. Дина не хотела, чтобы криминалисты фотографировали ее труп, лежащий в лужах рвотной массы. Не хотела умирать на унитазе. Не хватало еще, чтобы потом всю ее жизнь суммировали одной хлесткой фразой.
