Потом снова вернулась к фотографии из мюзикла «Бригадун». На ней глаза Дины излучали магнетизм, а сама черно-белая фотография выглядела, словно лист железа.
На одном из семинаров на ферме Спеллман Марни рассказала историю, связанную с этой фотографией. Рассказала историю Дины, словно все это произошло с ней самой. Она нередко обращалась к эпизодам из своего трагического таинственного прошлого, чтобы разговорить своих последователей или заставить их делать пожертвования, особенно если эти люди владели чем-то ценным, что ей, возможно, могло пригодиться.
За время, прошедшее с того турне, в ходе которого Марни вынуждена была извиняться за свои некорректные слова, сказанные на телевидении, она давно уже возместила нанесенный репутации ущерб. Во многих смыслах можно сказать, что те, кто восхищался Марни, стали любить ее еще больше, уважали ее за откровенность. Ну а те, кто не верил ни одному ее слову, Марни не волновали. На них ведь все равно не заработаешь.
— Я так испугалась, просто лишилась сил и не сопротивлялась: пусть будет что будет, — рассказывала Марни в тот вечер. — Это был церковный сторож. Он мне нравился. Он всем нравился. Он попросил меня помочь с какой-то аппаратурой, а мы как раз репетировали одну программу, и у нас был перерыв. Я с радостью согласилась. Одно незначительное пустячное решение. Но оно изменило меня. И я поклялась, что больше никогда, никогда не позволю мужчине себя обмануть. Теперь мы поменялись ролями.
Дина никогда не упрекала Марни за то, что та присвоила рассказ из ее жизни. Она даже никому не упомянула об этом. Но для нее это стало еще одним уроком: женщина, которая строила из себя поборницу высоких моральных принципов, на самом деле была обычной лгуньей.
И воровкой!
Дина закрыла фотоальбом.
И впервые задумалась — как именно Марни расправилась с Сарой Бейкер?
Глава 37
4 сентября 2019 г., среда
Ферндейл, штат Вашингтон
Алан Шарп сидел в гостиной. В новостях по каналу кабельного телевидения рассказывали о каком-то ужасном событии. Он не слушал. Ни на чём не мог сосредоточиться. Мысли уносили его — нет, погружали — в воспоминания о том, что случилось на острове Ламми много лет назад. В воспоминания, которые всколыхнула девушка его сына Пола. Тот лишь недавно начал встречаться с ней.
Днём раньше она явилась к нему в кабинет и сказала, что работает над статьёй об одном нераскрытом убийстве. Красивая, умная девушка. И пытливая.
— Об убийстве Калисты Салливан, — уточнила она.
— Так, так, — задумался Алан. — Что-то знакомое.
Сара предложила, чтобы они продолжили разговор за закрытыми дверями.
— Да, хорошо, — согласился Алан.
Снова сев, он сцепил на столе руки, но безмолвствовал.
— Вы как будто пытаетесь вспомнить, — заметила Сара, стараясь демонстрировать невозмутимость. — Это случилось давно. На острове Ламми был найден труп вскоре после того, как вы перевелись из тамошнего отделения по делам индейцев.
Алан по-прежнему молчал. Он думал, что они с Пэтти свободны от прошлого. Что тень прошлого никогда не накроет их, не разрушит ту жизнь, что они создали для себя.
Что прошлое никогда не будет их преследовать.
— Да, припоминаю. Мужа оправдали. Убийцу так и не нашли.
— И ребенка тоже.
— Какого ребенка?
— Того, что она родила в ту ночь, когда её убили.
— Впервые слышу. В газетах об этом не писали.
— Нет, не писали. Но те, кто с ней работал, думали, что она, возможно, была беременна, хотя с уверенностью этого никто сказать не мог. Они у неё не спрашивали. Она общалась в основном с ближним кругом Марни Спеллман. А за три месяца до гибели бросила работу. Сказала, что улаживает какие-то вопросы с бывшим мужем.
— Я уже говорил: мне о том ничего не известно.
— Я надеялась, что вы поможете мне разобраться.
— Я был самым молодым полицейским в отделении на острове. Расследованием не занимался.
— Знаю. Я говорю не о том, чем занимались вы. Я говорю о вашей жене. Согласно моим источникам, в ту ночь, когда погибла Калиста Салливан, ваша жена находилась на ферме.
Алан откинулся в кресле.
Дыши ровно.
Не выказывай признаков беспокойства.
— Не исключено, — отвечал он. — Пэтти иногда работала там по выходным. Может, и в те выходные тоже. Я точно не помню.
За годы службы в полиции Алан провел сотни допросов. Эта молодая женщина использовала один из его собственных приемов. Она сбросила бомбу и каким-то чудом удерживала её в воздухе. Не угроза, но сочетание слов, от которых исходила угроза.
— Слушай, давай поговорим в другой раз, — предложил Алан. — Я хочу помочь тебе со статьёй, но через десять минут мне выступать в ротарианском клубе.
Это была ложь. Да еще и неубедительная.
— Ладно, — сказала она. — Не стану вас задерживать. Мой дядя тоже состоял в ротарианском клубе, и я знаю, что его заседания пропускать нельзя.
Голос Сары полнился сарказмом, который она даже не пыталась скрыть.
Алан поднялся с кресла и взглянул на календарь с фотографиями изделий салишских
[31] ткачей.
— Давай встретимся, скажем, через неделю?
— Прекрасно, — согласилась Сара. — Я пока ещё свожу воедино имеющуюся информацию. Может, к тому времени буду знать больше.
Она уже всё знает, подумал Алан. Или почти всё. Просто пытается прощупать, не было ли других участников тех событий.
— Да, и последний вопрос, — сказала Сара, собираясь уходить. — Вы когда-нибудь слышали о так называемом «Улье», куда входила небольшая группа женщин, наиболее приближенных к Марни Спеллман?
— Да вроде нет, — ответил Алан.
Ещё одна ложь.
Глава 38
Май 1999 г.
Остров Ламми, штат Вашингтон
О нарядах Марни слагали легенды. Когда она находилась на пике популярности, обрюзгший говорливый телеведущий Робин Лич посвятил её гардеробу одну из своих передач. Даже Дина завидовала её коллекции туалетов от известных модельеров, которые все были развешаны лицом, а не напиханы всмятку, подобно плиссированным творениям Донны Каран. Марни любила пчел, но страстью её была одежда.
