Пришло время обратиться с посланием к миру.
И я обратилась.
— Придавая первейшее значение внешности человека, мы сводим на нет всё, что он готов предложить, — заметила первая журналистка, которую прислали взять у меня интервью. Я к тому времени вела свой бизнес уже восемь месяцев. Но даже за такое короткое время успела разозлить многих.
Звали журналистку Дарья. Она работала в „Сиэтл таймс“.
— Скажем так, — отвечала я. — Что вы чувствуете, когда хвалят ваш новый наряд?
Дарье на вид было лет тридцать пять. Милое лицо, шелковистые каштановые волосы, которые она собирала в „конский хвостик“.
— Мне приятно, — сказала она и снова ринулась в наступление. — Но это не значит, что внешность превыше всего, мисс Спеллман.
— Так вам приятно получать комплименты? Да или нет?
— Да. Разумеется. Это свойственно человеческой природе.
— Свойственно человеческой природе. Совершенно верно. Если вы довольны собой, вам делают комплименты чаще или реже?
— Чаще, пожалуй.
— Вот именно. И это важно. Чем лучше вы выглядите, тем больше вы довольны собой. А высокая самооценка производит преобразующий эффект. Чем более вы привлекательны, тем больше позитивных факторов притягиваете к себе.
— „Позитивных факторов“?
— Таких, как похвала. Приглашения принять участие в чем-то. Свидания. Более высокий доход. Более благополучная жизнь.
— Вы слишком большие надежды возлагаете на свои мыла и лосьоны.
— Я так не думаю, Дарья, — возразила я. — И мои покупатели тоже. Они искренне верят в их чудодейственную силу. И они правы. А верят они в меня и в мою продукцию потому, что она действительно помогает».
Грета закрыла книгу Марни. Заново перечитав всё это по прошествии многих лет, она теперь удивлялась, как могла купиться на её бред. Скомпрометировала себя, отреклась от родных, а потом ещё, сделав поворот на сто восемьдесят градусов, безжалостно потребовала денег — фактически, опустилась до откровенного вымогательства, если уж называть вещи свои именами. Поразительно то, думала она теперь, что Марни согласилась на её условия, но в ту пору Грета была уверена в своих расчётах.
И не ошиблась. Она не оставила Марни выбора.
Хотя сильно рисковала.
Она никогда не забудет холодный блеск в глазах Марни в тот день. Ее ледяной взгляд выморозил душу даже той молодой, более стойкой Греты. У неё и теперь от одного только воспоминания мороз по коже пробегал.
— Стоит одной из нас спалиться, — сказала Марни, когда Грета назвала ей счет в офшорном банке, — и мы все пойдем на дно.
Грета бросила книгу в камин и облила её жидкостью для розжига.
Пламя тотчас же принялось лизать суперобложку, постепенно пожирая лицо Марни.
Всё, чего она когда-либо желала — деньги, красивый дом, авторитет, который даровала ей должность старшего администратора больницы, — могло быть отнято у неё безвозвратно.
Грета была рада, что Сара Бейкер мертва.
Глава 40
Линдси ждала, когда «Ютуб» позволит ей пропустить рекламу. Десять секунд тянулись целую вечность. Наконец на экране появилось зернистое изображение записанной передачи.
Эту запись разместил в Интернете разгневанный муж какой-то женщины из Кливленда, который в одиночку неустанно вел кампанию против Марни, пытаясь её разоблачить. Впрочем, кампания — это громко сказано. У Гордона Карлтона насчитывалось не более трехсот подписчиков.
И все равно для Марни он был как бельмо на глазу.
Правда, что бы Карлтон ни предпринимал — писал письма, выкладывал посты, устраивал пресс-конференции, — его усилия ни к чему не приводили. Марни Спеллман была неуязвима как тефлон и столь же образцово смертоносна, говорил он.
Однако этот видеоролик был просмотрен тридцать тысяч раз.
Линдси отметила, что в студии торгового канала Марни выглядела одновременно эффектно и по-свойски. Волосы подняты наверх, лицо с каждой стороны обрамляет по одному мягко ниспадающему завитку, уши украшают цитриновые ромбики — серьги её любимого желтого цвета. Она была прекрасна и безмятежна. Яркий студийный свет не лишал её черты выразительности, чего не скажешь о лице ведущего. Бретт Фриман, худой как щепка мужчина с сильно выпирающим кадыком, хоть шарф на него вешай, казалось, был влюблён в Марни. Он утверждал, что Марни — его открытие и потому, кроме него, никакой другой тележурналист, будь то мужчина или женщина, не вправе вести передачу с её участием.
Правда, Марни открыла Конни, но об этом уже никто не вспоминал. Ее почему-то «перебросили» на передачи, которые шли в период июльского рождества
[32] с полуночи до четырех часов утра.
К тому времени Марни и ещё одна предпринимательница, предлагавшая на продажу причудливые ювелирные украшения в виде ангелочков и сердечек, фактически самостоятельно блистали в отведённые каждой периоды времени. Ведущие вмешивались лишь тогда, когда возникали заминки в беседе или, что более важно, стопорились продажи. В случае Марни и фермы Спеллман подобных проблем ни с тем, ни с другим обычно не возникало.
Конец её успеху положила одна «неудачная оговорка», как после будет утверждать сама Марни, хотя она, разумеется, никого не хотела обидеть.
Бретт: Марни, ты выглядишь потрясающе.
Марни: Бретт, ты говоришь мне это каждый раз, когда мы встречаемся здесь. Кстати, я безумно рада, что сегодня опять участвую в твоей передаче.
Бретт: Я прекрасно помню твое первое появление в телеэфире.
Марни (смеясь): Только ради бога не рассказывай про тот нелепый пиджак, что был на мне! Господи, ты, должно быть, подумал, что перед тобой явилась деревенщина из Хутервиля
[33]!
Бретт (потупив взор): Ну-у… тебе виднее. Расскажи, что ты приготовила для нас сегодня.
Марни: Сегодня, вне сомнения, мы будем творить историю. Сегодня мы представляем наш первый комплексный набор. Это значит, что вы приобретёте четыре вида продукции фермы Спеллман, которые кардинальным образом изменят ваш внешний вид и, как я не устаю повторять, ваше внутреннее «я».
