Первая слыла красавицей.
Вторая — умницей.
Ну а третья, Хизер, была дылдой.
Она выросла на ранчо близ Голдендейла (штат Вашингтон). Её родители жили на доходы от разведения крупного рогатого скота и одно время, в качестве хобби, занимались овцеводством. Летом Хизер разъезжала на своей любимой кобыле по кличке Мия вдоль электрифицированных ограждений из колючей проволоки. Ей приходилось терпеть издевательские шутки сестёр, язвивших по поводу того, что она сломает Мие шею. Мальчишки тоже её дразнили. Как и сестры, они всегда находили новый повод посмеяться над ней. В восемнадцать лет Хизер уехала учиться в Спокан. Она постройнела, получила диплом медсестры и тем самым определила свое будущее, которое она намеревалась посвятить тому, чтобы помогать людям, и на прошлое больше не оглядывалась.
Когда у её сестры Аманды — красавицы — диагностировали рак груди, Хизер написала ей: «Благодаря тебе, Мэнди, я стала сильной. Надеюсь, ты тоже найдешь в себе силы вынести то, что тебе предстоит. Я не приеду домой, чтобы увидеться с тобой. Ты знаешь почему».
* * *
С Марни Спеллман она познакомилась в конце 1990-х. При первой встрече Хизер была зачарована её красотой и величием. Более прекрасной женщины видеть ей еще не доводилось. Марни излучала любовь. Глаза Хизер наполнились слезами, когда они обнялись в первый раз. Словно Хизер обрела родной дом. Надежный дом. Безопасную гавань.
— Грета рассказывала о тебе, — произнесла Марни, все ещё не выпуская её из своих объятий.
— Правда?
— Конечно, — рассмеялась Марни. — Ведь это она привела тебя ко мне, верно?
Хизер почувствовала, как её с ног до головы обдало жаром.
— О. Ну да. — Какая же она дура! Они с Гретой работали вместе в одной больнице, в одном отделении. Имя Марни не сходило с языка Греты, и в конце концов раздражение Хизер обернулось любопытством. Кто эта женщина? Хизер позволила уговорить себя посетить остров Ламми, и вот теперь она была здесь, в объятиях Марни. Дома. И зачем-то выставляла себя на посмешище.
Марни снова рассмеялась и отстранилась от Хизер на расстояние вытянутой руки.
— Всё хорошо, милая. Больше ты никогда не будешь одинока. Слышишь? Теперь ты член уникальной сестринской общины, которая превосходит всё, что ты можешь вообразить. Ты нужна мне. Нужна мне здесь, на ферме. Я хочу, чтобы ты осталась с нами и реализовала всё то чудесное, что ждет своего часа в глубине твоей души.
Хизер уже плакала, её щеки обжигали горячие слезы. Марни видела её насквозь. Как ей это удавалось? Как удавалось заглянуть в самую глубь её сердца? Разглядеть в ней её подлинное «я» — взрослую женщину, которая не смела предаваться мечтам, пока не покинула ранчо на юго-западе штата Вашингтон?
Марни заключила лицо Хизер в свои ладони.
— Ты — богиня, — сказала она.
Глава 52
23 августа 2019 г., пятница
Сиэтл, штат Вашингтон
Тот же самый голос. Почти двадцать лет спустя.
Мелодичный. И внушающий ужас.
Он раздался за спиной депутата Палаты представителей Конгресса США и кандидата в Сенат Хизер Джарред, когда та, кивая и улыбаясь направо и налево, шла сквозь толпу по вестибюлю отеля «Времена года» в центре Сиэтла.
— Хизер! — окликнул её голос. — Неужели это ты?! Глазам своим не верю!
Конечно, это была Марни Спеллман — в синих брюках и шелковой блузке своего фирменного желтого цвета.
— Марни? С ума сойти! Сколько лет, сколько зим!
— Много. — Марни стала кружить вокруг неё, словно голодная белая медведица. — Выглядишь чудесно. Насчет костюма не уверена. А прическа идеальная.
Подковырка по поводу наряда была типична для Марни. Она могла быть самой доброй и щедрой на свете, но никогда не упускала возможность вселить в кого-то неуверенность, это была её стихия. Видимо, ощущала себя настоящей героиней, когда вручала человеку «спасательный жилет» после того, как сама же выбила у него почву из-под ног.
— Тебе не нравится мой костюм?
— Что ты, нет, Хизер. Костюм потрясающий. Это я так, сглупила. Просто маленькие глупости оберегают от старения.
— Внешне ты ничуть не изменилась, Марни.
— Спасибо, — улыбнулась та. — А тебе не помешало бы немного загореть. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?
Чувствовала себя хорошо, пока не столкнулась с тобой, подумала Хизер.
— Что ты здесь делаешь?
— Участвую в конференции по проблемам бездомных, — ответила Марни. — Как и ты. В полдень у нас перерыв. Ты свободна?
Хизер предприняла отважную попытку солгать.
— Ой, нет. Хотелось бы. Но у меня на этот час что-то назначено.
— Да будет тебе, Хизер. Мы сто лет не болтали.
Хизер огляделась. Её команда вместе с пресс-секретарем Стефани остановилась, ожидая своего лидера.
— Марни, встретимся в баре отеля в десять вечера. Я уделю тебе десять минут.
Хизер влилась в свою группу, и они пошли дальше по вестибюлю. Её каблуки-шпильки оставляли крошечные вмятинки на роскошном ковре.
— Это та, о ком я подумала? — спросила Стефани.
— Мм… ты о ком?
— О женщине, с которой вы только что беседовали.
— О. Да. Марни Спеллман. Она самая.
— Ничего себе. Крупная рыба. Она вносила пожертвования? Откуда вы её знаете?
— Послушай, Стефани, это было очень давно. Нет, пожертвования она не вносила.
* * *
Значит, Марни снова объявилась.
Хизер чувствовала это и днём, и вечером, как наступление болезни.
Её тошнило и бросало в дрожь от одной мысли, что ей придется возобновить отношения с Марни. Эту часть своей жизни Хизер давно похоронила в самом дальнем уголке сознания. Воспоминания о том времени просачивались лишь в её сны.
Минуло почти два десятка лет с тех пор, как Хизер прекратила всякое общение с Марни, и она каждый день благодарила Бога за то, что их отношениям был положен конец ещё до эпохи соцсетей. В Интернете не было абсолютно никакой информации о том периоде её жизни, когда она считала своим долгом проводить время на ферме Спеллман, в обществе Марни.
В будние дни она работала в больнице Беллингема, а на выходные ездила на остров Ламми. Она не хотела притворяться, будто делает это через силу. Для неё эти поездки стали потребностью. Дух товарищества и целеустремленности, витавший на ферме Спеллман, действовал на неё подобно наркотику. Равно как и близкое общение с Марни, в присутствии которой она чувствовала себя избранной. Сочетание её сияющей внешности и манеры поведения — доброта, мягкость, — а также бесконечной веры в то, что прямой путь к поставленной цели — это красота человеческой души, которая обретается через красоту наружную. Это была никакая не секта. На острове не отправляли причудливых ритуалов. Учение Марни следовало расценивать скорее как послание миру, находившее отклик в сердцах множества её последователей.
