– Какой план, Джо?
– Не «Джоуи»? – поинтересовался Джо, прижавшись к окну и изучая горизонт. – Решила, что у этой шутки вышел срок годности?
– Я не в настроении для шуток после той встречи.
– Один раз мы притормозили эту штуку, – сказал Джо. – Если он нас догонит, мы еще раз его притормозим.
– А что потом? – спросила Дейзи-Мэй. – Куда ни глянь, всюду хрень. Меня поимели по полной. Ксилофонный Человек может остановить тебя, чем бы ты ни занимался, если будет в подходящем настрое. Тебе лучше рассчитывать только на себя.
– Мы начали это расследование вместе и закончим его вместе, – сказал Джо, пока Пит насиловал машину, с хрустом передач и одышкой колес. – Мы – напарники.
– Парень впереди был твоим напарником, – заметила Дейзи-Мэй. – И посмотри, как все обернулось…
– Ну, до тех пор, пока ты меня не убила, у тебя есть перевес.
– Обожаю низкую планку, – отозвалась Дейзи-Мэй с непроизвольной улыбкой.
– Ага, моя любимая высота.
Машина дернулась и замерла.
– Так какой план? – спросила Дейзи-Мэй. – Помимо бега наперегонки с гребаным мрачным жнецом?
Джо вышел из машины, снег утих ровно настолько, чтобы показать, куда они приехали.
– Дейзи-Мэй, ты сильно веришь в судьбу?
Она встала рядом, посмотрела на бетонное здание перед ними.
– Только когда она выглядит как слоночеловек и пытается меня догнать. А что?
Джо указал на табличку на стене.
– Когда ты в бегах и дела идут скверно, что может быть лучше убежища?
* * *
Из всех причин семейных споров, с которыми Джо сталкивался в детстве, одной из самых частых были безуспешные попытки отца открыть общественный центр. Отказ совета выделить ему финансирование был скупостью, которую отец рассматривал как зло, препятствующее его таланту помогать бедным и нуждающимся.
Мать никогда не разделяла энтузиазм своего мужа в отношении этого проекта. «Строитель империи, – однажды подслушал Джо ее разговор с подругой. – Он хочет помогать людям, но намного сильнее желает видеть свое имя на табличке. Преподобный Нарцисс».
И сейчас Джо смотрел на эту табличку. Его отец пришел к варианту «Убежища»; название было выгравировано толстым гладким шрифтом.
«Я помню больше, чем требуется, – подумал Джо. – Похоже, тот, кто вернул мне эти воспоминания, имел свой интерес. Хотел бы я знать, в чью пользу».
– Это еще одна затея твоего старика? – сказала Дейзи-Мэй, глядя на приземистый бетонный купол; из тонких щелей центральных окон лился свет.
– Как ты догадалась?
– «Убежище»… Твой отец не страдает избытком воображения.
– Да уж, в этом его обвинить нельзя.
Дейзи-Мэй взглянула на черные волны, раскинувшиеся внизу; полная луна придавала им бледно-голубой оттенок.
– Что это за место? Чуть ближе к морю – и оно превратится в лодку.
– Изначально база раннего предупреждения, – ответил Джо. – Его построили военные, чтобы знать, когда нацисты окажутся у ворот. В мое время это было просто место, куда подростки-мальчишки приводят подростков-девчонок, чтобы заниматься подростковыми делами. Видимо, старик наконец-то исполнил свое желание воспользоваться зданием в более духовных целях.
– Теперь это место – перестроенная церковь… Похоже, у преподобного завелись денежки.
– К чему ты ведешь?
– К тому, о чем ты сам наверняка уже подумал. Учитывая то, что ты узнал о Пите, тебе не кажется странным, что он пришел повидаться с твоим стариком? Красная лампочка не загорелась?
Джо рассмеялся.
– Когда мне было десять, я нашел на улице пять фунтов. Мой папа был таким упертым, что заставил меня отнести деньги в полицию. Когда никто не пришел за ними, деньги вернули мне, и он заставил меня положить их в церковную коробку для пожертвований. Поверь мне, уж он точно не наркокороль.
Двери машины открылись, Пит и Райан выбрались наружу.
– Надеюсь, парень, тут ты меня не разочаруешь, – произнес Пит, – поскольку до сих пор только этим и занимался.
– Я дал знать: кто придет, получит бонус, – суетливо сказал Райан, – плюс бесплатную дозу. Никогда не встречал нариков, которые откажутся от халявы, тем более такие слизняки. Мы соберем фулл-хаус, босс, точно говорю.
Пит кивнул.
– Ты четко понял, что мы здесь делаем?
– Абсолютно, босс, – ответил Райан. – Никаких недоделок.
– Вся эта тема – одни сплошные недоделки, – неслышно для мужчин заметила Дейзи-Мэй. – Но я так скажу: если это мой последний рубеж, ты выбрал для него шикарное место.
* * *
Джо больше не мог физически чувствовать запахи, но мышечная память о них сохранилась. Она напрягала его сейчас, когда он смотрел на ряды металлических раскладных коек, омытых желтоватым светом ламп, на отмытый хлоркой пол, на взирающий на все это могучий деревянный крест в передней части зала. Здесь пахло детством и благотворительностью.
Отец стоял в глубине, погруженный в разговор с женщиной средних лет. Было сложно не заметить (хотя Джо подозревал, что в этом и состоит замысел) гобелен, висящий на стене за спиной преподобного. Гобелен изображал Лазаруса – по крайней мере, Джо заключил, что это именно его отец, – стоящего посреди толпы коленопреклоненных благодарных простолюдинов, протягивающих руки в надежде получить помощь от праведного священника.
«Преподобный Нарцисс, – подумал Джо. – Возможно, мама с самого начала понимала все правильно».
Он обернулся на смех женщины.
«Клэр».
Его жена (или, скорее, его бывшая жена, раз он больше не дышит) плыла от одной койки к другой, разговаривая, улыбаясь, сочувствуя, утешая, просто будучи собой. Клэр покоряла их, равно мужчин и женщин, и – вопреки угрюмости зала и мрачности метели снаружи – сияла, будто ангел, сошедший с небес.
«Вот только ангелов не существует, – подумал Джо. – Насколько я вижу, есть только дьявол и неудачники вроде меня. Может, именно поэтому мир – такое отстойное место».
Он помнил, как отец качал головой, когда Джо впервые привел Клэр домой, открыто сомневаясь, что такое небесное создание может остановить свой выбор на его сыне-разочаровании. «Она – особая душа, – сказал ему на следующий день преподобный, – посланная Господом освещать жизни тех, кто с ней встретится. Не подведи ее».
А он подвел? Эти воспоминания туманила амнезия. Джо помнил только свою любовь к Клэр и ощущение, что он недостоин ее ответной любви. И это, верил Джо, он никогда не забудет, сколько бы почвенного воздуха ни вдохнул.
Вот только так оно не работает, верно? Для идеализма «любовь вечна» нет места, когда ты больше не дышишь, а когда дышал, именно этот идеализм и убил тебя.
