Они едва обменялись взглядами, прежде чем Дейзи-Мэй вытолкнула себя из мира живых в следующий.
* * *
Дейзи-Мэй мало что помнила из школы – с такой хреновой посещаемостью, как у нее, вспоминать было особо нечего. Правда, имелось одно воспоминание, прожегшее себе путь в ее сознание, – фильм, который она видела в седьмом классе.
«Когда дует ветер», мультфильм с анимацией наподобие снеговиков, был классическим случаем «недобросовестной рекламы». Когда он начался, класс вопил и улюлюкал, но постепенно дети умолкли, глядя, как простая пара живет обычной жизнью и умирает от ядерной войны, произошедшей где-то за сценой. После этого фильма Дейзи-Мэй несколько месяцев преследовали кошмары. И, несмотря на все разговоры «эта сила у тебя в крови», она представить не могла, что когда-нибудь увидит такое в настоящей жизни.
Три секунды в Жиже убедили ее в обратном.
Там, где в последний раз она видела пульсирующую, органическую штуку, панковски-розовую красоту, теперь была оскверненная пустошь; каждая поверхность и структура была отравлена тошнотно-зеленым. Тысячи лишенных лежали неподвижно, обвитые зелеными усиками.
«Она взорвала Жижу, – подумала Дейзи-Мэй, оборачиваясь к Грейс, в глазах которой было то же отчаяние, та же мука. – Насколько же плохи дела, если она пошла на это?»
Они пробыли там секунды, которые чувствовались минутами, потом часами; парили бесцельно в раковой, выжженной утробе, зная, что каждое лишнее мгновение повышает риск отравиться тем, что заразило лишенных.
«Ни назад, – подумала Дейзи-Мэй, – ни вперед. Она вытащила меня из ада, только чтобы я смогла сгнить на Почве».
* * *
Дейзи-Мэй сорвала маску, обернулась, увидела Грейс, хватающую ртом кладбищенский воздух.
– Плохое дело – возвращаться на Почву так быстро и так скоро, – отдуваясь, сказала Грейс. – От таких штук у нас начинается высотная болезнь.
Дейзи-Мэй легла на спину, глядя в небо, усеянное белыми разрезами. Их стало больше, даже за то короткое время, которое они провели в Жиже. Мир разваливался быстро.
Она села, набрала в грудь воздуха, такого же ядовитого, только сжигающего медленнее; взгляд обыскивал кладбище. Беловолосой девушки нигде не было видно. Может, ей показалось? Может, это подействовала мрачная, галлюцинаторная магия яда в Жиже, еще до того, как она в него погрузилась?
Грейс сбросила баллон под ноги девушке.
– Что ты делаешь?
– То, что нужно сделать, – сказала Грейс. – Звучит бодро, а?
– Звучит как маразм, – ответила Дейзи-Мэй, – потому что ты тут в жизни не останешься.
– Жижа стала отравленными руинами. Полбаллона на нее не хватит.
– Хватит, если мы будем шевелиться как следует, – сказала Дейзи-Мэй; слова, засоренные неуверенностью.
– Если «шевелиться как следует», запас будет расходоваться еще быстрее, – ответила Грейс, – и тебе это известно. – Она подтащила к себе баллон Дейзи-Мэй, отсоединила резиновый шланг на своем и подключила его к системе своей младшей спутницы. – Ты единственный шанс Загона. Я – нет.
– Если ты останешься здесь надолго, от тебя ничего не останется, – сказала Дейзи-Мэй, не делая попыток остановить перекачку кислорода.
– А если ты останешься здесь, от всего ничего не останется, – парировала Грейс. – Простейшее решение, которое когда-либо принимала любая из нас. – Она закрутила вентиль на баллоне Дейзи-Мэй, стрелка ушла в зеленую зону. – Давай надеяться, что не последнее.
* * *
Снова Жижа.
На этот раз Дейзи-Мэй была готова к этому опустошению, но от того ее задача не стала легче. Раньше, двигаясь здесь, ты словно плыл сквозь патоку. Теперь это походило на слалом в лабиринте розовых кустов. При каждом движении, на каждом дюйме ее хватали невидимые усики, цеплялись за одежду, оставляли свои проклятые следы.
Хуже всего была веревка, связывающая миры живых и мертвых; будто кто-то тайно начинил ее осколками стекла, в кровь режущими руки. «Я истекаю кровью, когда мертва, – подумала она; сзади тикал датчик быстро уходящего кислорода, метроном саундтрека последних дней. – Послежизнь имеет тебя во всех позах».
Она проталкивалась сквозь завалы тел; их количества были неисчислимы. Тела уже покрывали желтушные побеги, как у того лишенного, которого она застрелила, но в тысячу раз сильнее.
«Чудовища, вот мы кто. Мы с самого начала управляли концлагерем, и сказать “я же вам говорила” ни хера не изменит».
Ее качнула тошнота, из желудка поднялась желчь. Девушка наддала, понимая, что с маской, полной блевотины, не доберется до стены быстрее и что снять маску невозможно, если только она не хочет в несколько секунд получить полную дозу яда.
«Хотя я уже отравлена. При такой концентрации меня травит каждая минута, проведенная в Жиже. А вот временные повреждения или постоянные, будет видно».
Дейзи-Мэй рычала, подгоняя себя, проталкивалась к цели; она уже видела дверь, которая приведет ее в Загон. Но сквозь муть зелени и разложения пробивался страх того, что может встретить ее на другой стороне, и он рос с каждым рывком веревки.
Ей оставалось футов пятьдесят, когда она увидела девочку.
Ту самую, с которой она знакомила Джо, когда тот оказался в Загоне. Ту, которую она назвала чьей-то сестрой, дочерью, внучкой, ту, которой подарила цветок. Девочка парила в одиночестве, в стороне от массовой могилы других лишенных, связанная безумным переплетением зеленых плетей.
Дейзи-Мэй поняла, что у нее нет времени задержаться, она рискует заразиться сама, – но если она ничего не сделает, все усилия прорваться на ту сторону будут пустыми, никчемными.
Застонав от боли, чувствуя, как в ней пылает каждая неживая клетка, она развернулась, выпустила веревку и, толкаясь ногами, как лягушка, поплыла сквозь выжженное пространство. Отогнав новую волну тошноты, потянулась, взяла девочку за руку и пожала ее. Их взгляды встретились всего на секунду, но этого хватило.
«Они чувствуют, как мы, – подумала Дейзи-Мэй. – Радость, боль, страх, надежду… они не отличаются от нас. Я не обезумела. Я не ошиблась».
В глазах девочки мелькнуло «пожалуйста, убей меня».
«В такие моменты мне хочется быть жестче».
Дейзи-Мэй залезла в карман, вытащила бомбу, выданную ей Мейбл целую вечность назад – ее следовало использовать, когда остался посреди вражеских позиций, – вложила бомбу в руку девочки, крепко сжала и сказала взглядом «прости». Потом оттолкнулась и торопливо поплыла к веревке, ведущей на другую сторону. Датчик баллона тикал все быстрее, его резервы почти исчерпались.
За спиной раздался приглушенный взрыв – бомба сдетонировала.
«Все, что окажется в радиусе взрыва, уже не воскреснет, – сказала ей тогда Мейбл. – Прибереги ее на крайний случай».
Трудно было придумать случай, когда ей сильнее понадобилась бы эта бомба.
