Поэтесса шла по узкой тропинке размеренным, но уверенным шагом, не оборачиваясь по сторонам. Ее шаги постепенно становились быстрее. Она направлялась в самый эпицентр тьмы, где не было ни света, ни дороги. Шла она вместе с тьмой, становясь с ней единым целым, без страха и сомнений, как слепая сова. Ее вид вызывал у мужчины одновременно и трепет, и страх. Лай собак звучал все громче. Пуха осознавал, что если он пойдет за ней дальше, то испугает и заставит волноваться не только ее, но и самого себя. Этого он не хотел. Он не хотел и того, чтобы она оборачивалась. Не хотел, чтобы она видела его. Не хотел, чтобы она узнала его. Пуха замер на месте. Тень поэтессы мгновенно поглотила темная бездна.
Уставший Пуха вернулся домой уже за полночь, но все равно взял телефон и набрал номер Ёни.
– Заберите меня с собой в другой мир, – сказал он Ёни.
– Я приглашаю вас в мир моих сновидений и экстаза. Мы отправляемся. Возьмите меня за руку, – низкий голос Ёни, как струйка пара, вылетел изо рта, вливаясь в его уши, проникая под кожу.
– Куда же мы направимся? – спросил Пуха.
– Туда, где никто никогда не бывал, в потаенное место, – сказала Ёни.
– Неужели такое место существует?
– Конечно. Закройте глаза и прикоснитесь к моей коже.
– Мы отправимся открывать неизведанные уголки? – спросил мужчина с закрытыми глазами.
– Мы окажемся в трех пещерах, – продолжила Ёни без ноты сомнения. – Первая пещера притягивает нас потому, что мы пришли из этого потаенного места. Из волшебного источника внутри пещеры бьет теплый маковый нектар. Он ароматный и сладкий, это наше начало и наш конец. Нас затягивает внутрь песчаной воронки, словно муравьев, которые попали в ловушку муравьиного льва… – голос Ёни звучал все тише и тише.
– Вторая пещера – пещера иллюзий. Они уносят нас в далекие края забвения. Мы идем по иссохшейся степной пустоши, в руке у нас бутыль с жидкостью молочно-белого цвета, и с каждым шагом она капает нам на ступни. От этой жидкости исходит аромат цветочных лепестков. Наши языки горят. Потом я беру бутыль и делаю глоток, но жажда моя не проходит. Вдалеке, издав один-единственный протяжный стон, извергается вулкан. Белый пепел и магма брызгами разлетаются в воздухе. В этот момент природа и все сущее на земле разом умирают. Останавливается сознание, наступает обморок. Момент, и зрачки больше не реагируют на свет, в венах больше не течет кровь. Момент, когда все цвета и звуки исчезают, а личность и плоть стираются. Но мы все равно стремимся выпить хотя бы одну каплю белого напитка из той бутыли. Когда вулканический пепел покрывает все небо, одновременно умирают боги, люди, динозавры, и тогда…
Пуха все еще сидел с закрытыми глазами и приоткрытым ртом, словно собирался вкусить последнюю каплю белого напитка, упавшую на пол, но на его сухие губы и язык ничего не попало.
– Третья пещера – место отправления культа, – медленно произнесла Ёни, ее голос накатывал, как мягкие волны. – Третья пещера – место самых темных и ужасных секретов. Среди всех неведомых миру мест это – самое потаенное, страшное и запретное. Одним оно известно как место, которое посещают женщины, которых возбуждают быки, или мужчины, которые спят со своими дочерьми. Другие говорят, что печать запрета – не больше чем иллюзия, созданная миром людей, а табу – это то, что появилось раньше религий, плод воображения доисторических людей. Считается, что падение нравов произошло настолько давно, что тот благоговейный страх, который прежде вызывало это место, так же давно исчез, стал обыденностью, парадоксом, умножающим удовольствие. Наше сновидение уносит нас в третью пещеру. Мы продолжаем плыть вперед, не оглядываясь назад, отдавая наши тела энергии пещеры. Мы зачарованы. Мы одержимы. Какая-то неведомая сила притягивает к себе наши тела и души. Мы перестаем быть сами собой. Мы становимся единым целым с непостижимыми тайнами, которые существуют вне нас. Горло сдавливает тревога и парализующий страх. Однако есть в них несравнимые ни с чем очарование и удовольствие. Мы, как одержимые, будто под гипнозом, приближаемся к запретной грани табу.
Пуха уже заснул. У него не было сил пошевелить ни рукой, ни кончиками пальцев, ни веками, но он все еще слышал голос Ёни, который непрерывно шептал во сне. Неясно где, но где-то близко раздался собачий лай. Он звучал угрожающе, похоже, это была не домашняя собака, а массивный, как бык, цепной пес. За ним залаяли и другие собаки. Казалось, что их было много. В темноте мрачно звенели тяжелые цепи, которые были привязаны к металлическим балкам. Ему снилась собственная глубокая пещера, но он слышал, как шепот Ёни и эхо от ее голоса волнами раздавались внутри его пещеры.
– Теперь вы знаете, что три пещеры – это три воронки в моем теле. Однако они принадлежат и вам, ибо благодаря вам эти места впервые были наделены особым смыслом. Тело – единственный канал общения между нами, другого такого нет, без него вы были бы не таким, каким я знаю вас сейчас, и не узнали бы мою истинную сущность. Без зеркального отражения образа не было бы и наших исходных форм. В этом смысле три пещеры – это три зеркала. Любовь – это скитание в поисках неизвестной пещеры. В поисках единственного потаенного места в мире людей – глубокого и темного, как бездна, наполненного эхом, усиливающего звуки, пугающего и устрашающего, приводящего к одержимости, абсолютно личного и непостижимого, единственного корабля…
Пуха решил пойти в библиотеку и разыскать стихи поэтессы. Но в маленьком местном читальном зале ее имя не значилось ни в одной картотеке. Похоже, она очень давно ничего не писала или поменяла фамилию, подумал он.
Он отправился в зал печатных изданий, надеясь отыскать там хотя бы статьи двадцатилетней давности.
«Двадцать лет назад? – библиотекарь широко раскрыла глаза и посмотрела на него. – Библиотека работает всего четыре года. Если вам нужны настолько давние материалы, то следует обратиться в городскую библиотеку».
Тогда он поехал в центральную библиотеку – сел в автобус, пересел на метро.
За два года Пуха прочитал все до единой ежедневные газеты, изданные двадцать с лишним лет назад, которые смог отыскать, ведь он сам не помнил, когда именно и в какой газете читал интервью поэтессы. Наконец, ему удалось найти небольшую статью, опубликованную тогда. Содержание написанного показалось ему довольно бессвязным и даже подозрительным: там говорилось, что тело поэтессы, которой на тот момент было сорок девять лет, обнаружили между потолком и крышей дома в районе Хуам-дон сеульского административного округа Йонсан-гу, куда она переехала за месяц до своего исчезновения. Еще более подозрительным было то, что полиция определила причину смерти женщины как самоубийство, хотя место гибели было крайне необычным. В полиции объяснили это тем, что на теле женщины не было найдено никаких признаков насильственной смерти и следов травм. Кроме того, в груди у женщины обнаружили злокачественную опухоль, а причиной самоубийства, по всей видимости, стала кахексия. Возможно, женщина специально выбрала такое место смерти, чтобы никто не смог найти ее труп. Статью он отыскал в еженедельной бульварной газете «Происшествия 24», которая всегда пестрела кричащими и сенсационными заголовками и статьями, не вызывавшими никакого доверия. Кроме того, другие газеты того же периода никак не упоминали об инциденте, поэтому не было никакой возможности проверить, правдива ли та статья или автор вписал имя поэтессы случайно или вовсе перепутал ее с кем-то с похожим именем.
