– Нет, как Мария, которая продавала вино в пустыне на севере. Она торговала домашним белым вином, стоя на обочине дороги в безлюдной степной пустоши, продавала алкоголь измученным жаждой водителям грузовиков. Десять центов за кружку.
– И много вы продали?
– Нет, – покачала головой Аями. – Я шла без остановки весь день. Сон длился всего несколько минут, но мой день в том мире был бесконечным. Как говорится, «вечность и один день», и этот день был равен вечности. Когда я шла по бесплодной пустоши с полной вина тяжелой бутылью в руках, молочно-белая жидкость с каждым шагом выплескивалась из горловины на мои ноги. Она пахла спиртом и забродившими цветочными лепестками. Мой язык горел. Я попыталась сделать глоток этого вина, но жажду утолить так и не смогла.
Они сели в автобус, который довез их до выставочного зала. Не так давно – фактически всего один день назад – небольшая галерея была единственным в Южной Корее аудиотеатром. Они хотели купить билеты, но заметили надпись на двери «Вход свободный» и зашли внутрь. Из тесного вестибюля театра шли двери в небольшой аудиозал и маленькую библиотеку за ним. Сквозь закрытые стеклянные двери сам зал увидеть было невозможно. Фотографии были выставлены на пустой сцене, откуда забрали все аудиооборудование. Когда они входили в выставочный зал, из него выскочили старшеклассники и с гамом и криками пронеслись мимо Аями и Вольпе. Она огляделась, пытаясь обнаружить их классного руководителя, но рядом никого не было.
Раньше люди испытывали необъяснимый страх перед фотографией. Причиной тому были предрассудки, что камера может забрать человеческую душу, создавая копию реальности. Люди также верили, что эта копия не только жила намного дольше, чем настоящий человек, но и обладала магическими свойствами, которых не было у живых. Суеверные страхи остались в прошлом, но все же некоторые из них дожили и до наших дней. Фотография способна запечатлеть самые пугающие моменты между отрезками реальности, усиливая чувства необъяснимым ужасом, отпечатывая момент, как посмертная маска. Разница между живописью и фотографией заключается в том, что отпечаток момента не является полным отражением ни фотографа, ни позирующего. Фотоаппарат запечатляет призрачный момент, закутанный в материю. Искусство – это погоня за мечтой в самом широком смысле. Разница между живописью и фотографией заключается в том, что ни фотограф, ни позирующий не хотят достичь мечты. В объектах на фотографии всегда есть невидимые бесконтрольные зоны и частицы. В этом заключается секрет вещей. Магия объектов на фотографии состоит в том, что изображение содержит спокойный, статичный испуг, созданный не по воле фотографа или объекта фотографии. Представьте себе дом в тот день, когда вас больше не станет. Где-то в том доме уже живет ваш призрак, который однажды пройдет мимо зеркала, оставляя в нем размытый силуэт.
«Эти фотографии тому подтверждение», – подумал Вольпе.
Он стоял перед двумя работами, под которыми было написано: «Медовый месяц I» и «Медовый месяц II». На первой фотографии запечатлена женщина, стоявшая перед фасадом здания с массивными барельефами, которые представляли собой примитивные, абстрактные лица с картин Пауля Клее. Судя по огромным витринам, на первом этаже дома расположился роскошный бутик, а каменные лица словно опутывали все здание, начиная со второго этажа. Жаркий летний день. Медовый месяц. Девушка была одета в ханбок из белого хлопка без каких-либо узоров и украшений. Ее густые иссиня-черные волосы были завязаны в тугой пучок, из-под подола юбки выглядывали сандалии из перекрученной конопляной ткани, надетые на босую ногу.
По какой-то причине в фокусе фотографии была не девушка, а фасад, украшенный огромными барельефами, поэтому она выглядела настолько расплывчатой, что невозможно было понять, она ли это или нет. Темно-коричневые лица на барельефе занимали бóльшую часть фотографии. Загадочные, симметричные, причудливые облики с самой разнообразной мимикой напоминали маски кальмаров или обезьян. Спина женщины отражалась в стеклянной поверхности. Она стояла со слегка приподнятыми руками, в которых ничего не держала. В витрине, как в мутном зеркале, отражались размытые силуэты проезжающих автомобилей и проходящих мимо пешеходов. Их руки и ноги застыли в неестественных позах, как у поломанных кукол.
На фотографии «Медовый месяц II» запечатлен бассейн в саду. Ранним утром, может быть, на рассвете, в голубоватом свете зари веточки кипарисов блестели каплями росы. На дне бассейна лежал огромный фильтр, похожий на широкую круглую губку, кончик его длинного шланга торчал из воды. Вся его поверхность кишела многоножками, водомерками и даже змейками вместе с безымянными, бесформенными осколками черной ночи и обрывками сновидений. Вилла из песчаника была видна не полностью – только часть стены запечатлелась в углу фотографии. Незрячая девушка в белых одеждах была единственным человеком на фотографии, она вытряхивала одеяло из окна первого этажа. Но возле бассейна остались мокрые следы, которые уходили в траву и исчезали у входа в дом.
«Где же они?» – подумал Вольпе. На снимке нигде не было видно молодоженов. На «Медовом месяце I» была женщина, а мужчина, скорее всего, фотографировал ее, но его силуэт не отражался в стекле витрины. А на «Медовом месяце II» были лишь мокрые следы. «Вопреки первоначальному замыслу и целям автора, фотография – единственный убедительный аргумент, который подтверждает, что человек лишь призрак», – подумал Вольпе.
Выставочный зал представлял собой амфитеатр со ступенями вместо сидений. Проходя по ним, посетители могли рассматривать работы фотографов. Старшеклассники убежали, и единственными людьми в зале оказались Вольпе, Аями и какой-то старик. Аями сидела на второй ступени выставочного зала и смотрела на висящую на стене фотографию.
Она не заметила, что старик подошел к ней. Он был совсем невысокий, даже ниже самой Аями, и выглядел настолько пожилым, что трудно было угадать его настоящий возраст. В выставочном зале работал кондиционер, а на улице стояла настоящая жара, но старик почему-то был одет в серое шерстяное пальто с длинными широкими рукавами. Швы на залатанном пальто кое-где разошлись, обрывки истончившихся от времени нитей создавали ощущение небрежности. Выцветшие тонкие седые волосы, сутулая, как у горбуна, спина, понурая шея и усталые глаза за бликующими очками делали его похожим на старого козла, у которого текли слезы при виде топора мясника. Темные непрозрачные зрачки были самой древней частью его тела. Он судорожно моргал, как будто не верил, что все еще может видеть окружающий мир. Каждый раз, когда он это делал, его глазные яблоки становились все старше.
Старик сел рядом с Аями, и они вместе стали рассматривать картину на стене.
– Вам нравится эта фотография? – спросил старик тонким блеющим голосом.
– В ней есть что-то особенное, – ответила Аями. – Никогда бы не подумала, что разбившийся автобус может стать произведением искусства.
– Люди обычно не замечают эту фотографию, но вы сразу обратили внимание на разбитый автобус! – он довольно улыбнулся уголками губ.
– Она называется «Белый автобус», – ответила Аями так, будто объясняла старику нечто очевидное.