– Удивительно, но большинство людей в первую очередь обращают внимание на гигантскую эстакаду и привокзальную площадь, на статую генерала, стоящего на высоком каменном постаменте, и густую, мрачную пустоту. Автобус ведь маленький, не бросается в глаза в самом углу. Все думают, что это обычный пейзаж ночного города. К тому же на фотографии автобус уже не белый.
Этот снимок сделан ночью, на пустой привокзальной площади. Статуя на высоком каменном постаменте отбрасывает длинную черную тень. Ее каменная рука поднята так, будто генерал произносил речь перед невидимой толпой. Фотография сделана в центре города, однако, как ни странно, все фонари выключены, магазины в пассажах вокруг площади уже погрузились во тьму, вокруг ни одного автомобиля с горящими фарами. Мимо площади, над которой тяжелой массой нависло черное историческое здание, проходила эстакада, за которой виднелись очертания высотных зданий, наслаивающиеся друг на друга, как гигантские надгробные плиты, возвышающиеся над могилой исполина под названием город.
– Может быть, вы тогда были слишком маленькой, чтобы помнить…
Старик заговорил, закашлялся и рукавом пальто вытер желтоватые капельки слюны в уголках рта.
– В ту ночь проходили плановые отключения электроэнергии. После полуночи не только массово отключали освещение по всему городу, но и жестко контролировали передвижение по городу на автомобилях.
Все знали об этом и поговаривали, что… в тот день вражеские истребители могли начать атаку с воздуха. Отвратительные, назойливые слухи, которые распространяло само правительство.
– Эта фотография времен войны? – спросила Аями.
– Не совсем. Я, конечно, отношусь к тому поколению, которое пережило корейскую войну… Но этот снимок был сделан более двадцати лет назад, в то время войны не было, по крайней мере, насколько мне известно.
Старик подавился и громко закашлял. Он заговорил тонким приглушенным голосом, как будто его гортань была забита ватой, и указал в самый угол фотографии:
– Вот, смотрите, здесь разбился автобус.
Объектив фотоаппарата заснял сцену, где вдалеке, под эстакадой, лежал автобус, казавшийся крошечным на таком расстоянии. Протараненное ограждение на трассе было разломано, на дороге лежал перевернутый, почти разбитый вдребезги автобус с оторвавшейся наполовину крышей. Увидеть место аварии на фотографии было сложно, потому что оно был скрыто тенями от опор моста, но, что немаловажно, автобус был слишком далеко от фотографа и занимал совсем крошечную часть в углу за пределами фокуса объектива. Сложно было сразу осознать, что именно на том месте произошла авария.
– Очевидно, в тот день водитель автобуса не слышал новостей об отключении света, – продолжал старик, не унимаясь. Говорить с ним было очень тяжело; продолжать разговор можно было, только набравшись терпения. – Это был не просто рейсовый автобус – его арендовали для особых случаев. Как ни странно, в нем находился один водитель, без пассажиров. Говорят, что он ездил по улицам города всю ночь до самого утра по чьему-то заказу… Но это не точно. Проверить возможности не было – водитель погиб на месте. Днем он по совместительству работал преподавателем эстетики в колледже, а по ночам водил автобус. Заснул за рулем, наверное. Еще говорили, что он не спал почти сутки. Дорога без света и без машин могла вызвать странные ощущения в его переутомленном мозгу. Может быть, он был единственным свидетелем того, как вражеские истребители бесшумно кружили над городом в темном небе, пока все мы затаились по домам за задернутыми шторами. Он видел кроваво-красные лучи поисковых прожекторов, освещающих истребители, и подумал: «Похоже, действительно началась война, началась бойня, кровь реками льется по крышам домов!..» Возможно, он принял огни прожекторов за мифический рассвет и предположить не мог, что в тот момент началась война. Но это не точно.
Аями смотрела сквозь стекла очков старика, вглядывалась в маленькие красноватые глазки, которые, казалось, уже начали медленно разлагаться. Мутные серые пятна ползли по его зрачкам, как черви.
– Тогда, в тот день… Как вам удалось сделать этот снимок?
– Я поэт. Неизвестный, конечно же, – старик пожал плечами. – В ту ночь некоторым журналистам, вернее сказать, тем, кто был аккредитован как военный корреспондент, разрешили приехать на место происшествия, несмотря на коммендантский час. Что ж, то была не совсем война. Во всяком случае, я не фотограф, но тогда я как раз вел в газете колонку на тему «Лучшие поэтические строки», так что мне посчастливилось получить разрешение на съемку. Я с юных лет увлекался фотосъемкой. Однажды я даже издал сборник своих стихов с собственными фотографиями.
– А что стало с водителем автобуса?
– Когда приехала «Скорая помощь», он уже не дышал.
Все тело старика содрогнулось, и он снова громко закашлял.
– Прошу прощения. С возрастом слизистые оболочки горла повреждаются, поэтому я всегда кашляю во время разговора, – он грустно посмотрел на Аями. – Но, к счастью, я получил финансирование от Фонда, и мне удалось устроить собственную фотовыставку… Вот такие дела. Без спонсорской помощи трудно представить, что неизвестный старый поэт вроде меня смог бы провести сегодня фотовыставку. Кстати, до вчерашнего дня это место было аудиотеатром. Театр тоже принадлежал Фонду. Но вчера он закрылся, а сегодня тут уже выставка…
– То есть вы правда там бывали? – спросила Аями, перебивая старика.
– О чем вы?
– О Фонде. Он правда существует?
– Конечно. Я же вам только что сказал, что только благодаря Фонду мне удалось организовать здесь выставку, – старик вытащил из кармана небольшую книжку.
– Я хотел бы подарить вам сборник моих стихов на память, – немного смущенно сказал он.
– Ваших стихов?
– Именно так.
Аями прочитала вслух название сборника: «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?»
– Фактически название этой выставки вдохновлено этим сборником стихов, – старик заговорил еще более смущенно.
Аями подняла голову и посмотрела на него:
– То есть все было правдой?
– О чем вы?
– Поэт Ким Чхольссок действительно существует?
– Конечно. Я он и есть. Сижу тут и разговариваю с вами, – невнятно пробормотал старик морщинистыми губами. – Если вы видели брошюру с рекламой выставки, то уже знаете, что здесь всего три моих фотографии: «Белый автобус», «Медовый месяц I» и «Медовый месяц II». Все они были сделаны более двадцати лет назад. Когда я фотографировал, то и подумать не мог, что проживу дольше, чем те, кто изображен на снимках, – после этих слов он засмеялся – долго и протяжно, – и смех его звучал, как блеяние козла.
Когда Вольпе и Аями вышли на улицу, вокруг уже царила тьма. Светофор на пешеходном переходе загорелся зеленым светом, и огромный поток людей двинулся прямо на них, они тоже пошли навстречу толпе.
– Это воины теней, – прошептала Аями, близко прислонившись к уху Вольпе. – Возьмите меня за руку. Имя этому городу – Тайна. Здесь люди теряют друг друга, даже не осознавая этого. Все появляется слишком быстро и так же быстро исчезает. То же самое и с воспоминаниями. Если выйти из дома, пройти десять шагов и оглянуться, то можно не увидеть здание, которое всю жизнь там стояло. И тогда вы больше не сможете найти свой дом. То же самое и с людьми. Имя этому городу – Тайна. Так что возьмите меня за руку. У вас даже нет телефона, поэтому если потеряетесь, то никогда не найдете пути назад.
