– Почему она не может просить у меня денег?
– Она уже в долгах как в шелках.
– Ну для начала могла бы перестать покупать сигареты.
– Такие, как вы, вечно так говорят. Вы не понимаете, что сигареты наша единственная радость в жизни… ну и еще кое-что.
– И что она собирается делать?
– Устроиться еще на одну работу, – сказал Самир, сам удивляясь этой идее.
– Она и так еле справляется. Сутки не резиновые.
– Я всегда говорил, что вы женщина, дающая другим тень от беспощадного солнца. Дайте и ей немножко тени.
Несколько часов спустя у меня появилась одна идея, и я ушла с работы пораньше, чтобы претворить ее в жизнь. Я попросила Самира остановиться у магазина хозтоваров и купила там два противня с антипригарным покрытием для кексов. Вернувшись домой, я застала совершенно раздавленную Сабах за кухонным столом: тяжесть, которую она всегда носила на своих плечах, в этот раз как никогда сильно тянула ее к земле. Единственным признаком того, что она все еще находится в сознании, была тонкая струйка дыма от ее сигареты. Обнаружив мое присутствие, она поднялась с табурета и стала бесцельно возить тряпкой по столу. Я попросила ее сесть обратно, и она повиновалась.
– В двух шагах от нашего магазина на Замалеке открылась новая кофейня. Я знаю владельцев, поэтому предложила найти им поставщика морковного кекса. Я научу тебя его печь и правильно устанавливать цену. Ты сможешь делать это здесь, пока убираешь квартиру, и скоординироваться с Самиром, чтобы он по дороге завозил им твои кексы. На первое время я обеспечу тебя ингредиентами. Все полученные деньги будешь забирать себе. Если дело пойдет, начнешь закупать материалы сама.
Я знала, что сделала ей предложение, которое она сможет принять. Она обняла меня через кухонный стол, и я ощутила холод ее тела. Я поняла, что она плачет. Я вырвала листок из блокнота и протянула его ей вместе со своей ручкой, чтобы она записала рецепт. Она покачала головой.
– Вы напишите. Крупно и разборчиво, – сказала она.
Через два месяца Сабах уже сама закупала себе ингредиенты: она умудрилась увеличить масштаб своего ежедневного производства до ста девяноста двух морковных кексов. Вся квартира пахла корицей и ванильной глазурью.
Я думала о том, что женщины, которых жизнь обрекла на небытие, нашли чудесное воплощение в образе Джудит Шекспир – вымышленной сестры драматурга, созданной Вирджинией Вулф в эссе «Своя комната». Она осталась дома, когда брат отправился учиться: ее гендерная принадлежность встала на пути ее амбиций. Неотвратимое замужество лишило ее возможности получить какое-либо профессиональное развитие. Могла бы Сабах стать мадам Уолкер, а не одной из миллионов шекспировских сестер с оборванными судьбами? Почему женщины-предпринимательницы воспринимаются исключительно как современный феномен? Высокопарные исторические повествования и культурные устои отрицают, что труд наших праматерей – домашний, профессиональный, какой угодно – шел на благо прогресса, не дают прозвучать нерассказанным историям и не дозволяют нам узнать, на что мы способны.
Почему, когда я пытаюсь узнать о своих предшественницах-предпринимательницах, единственная, кого я нахожу, – это мадам Уолкер? Если показательная история всего лишь одна, пусть даже это история о первом подобном случае, – это ненормально. Где находившиеся у власти египетские женщины, которых можно было бы поставить в пример? Сабах была зажата в такие узкие рамки не только нездоровой системой, в которой мы существуем, но и отсутствием в нашем коллективном сознании подобных прецедентов. А если примеры таких женщин и приходят на ум, то сразу вспоминается, что они нередко маскировались под мужчин. Возьмем, к примеру, Хатшепсут, пятого фараона восемнадцатой династии Древнего Египта, которая считалась одним из самых успешных правителей, поскольку сделала ставку на торговлю, а не на завоевания. Ее изображали с мужским телом и накладной бородой. Убежденность в том, что женщин у власти, в большом бизнесе, в малом бизнесе, на руководящих позициях нет – хотя на самом деле они существовали всегда, – коверкает наше сознание. Хинд была названа в честь одной такой женщины, дочери Утбы ибн Рабии, очень влиятельной в Аравии начала VII века и владевшей более чем сотней верблюдов. Однако ее помнят в первую очередь как заклятого врага пророка Мухаммада и дочь влиятельного человека.
Другая влиятельная женщина, соответствовавшая нашим критериям, Хадиджа, вошла в историю благодаря своей связи с выдающимися мужчинами и их деятельностью. Сперва известная как Хадиджа бинт Хувайлид, а после – как жена пророка Мухаммада, она родилась во второй половине VI века в семье торговцев из племени курайш, под чьим правлением тогда находилась Мекка. Она пользовалась небывалым уважением и славилась своей честностью и справедливостью. Хадиджа унаследовала состояние от родителей и продолжала заниматься торговлей и приумножать богатство после их смерти и смерти двух первых мужей. Есть свидетельства о том, что ее караван верблюдов превосходил по длине любые караваны, ходившие в Сирию и Йемен, центры торговли того времени. Она наняла Мухаммада, чтобы он сопроводил один ее караван в Сирию, и он приятно удивил ее своей честностью и старательностью. Ей было сорок, а ему двадцать пять. Она отправила к нему подругу, чтобы та попросила его жениться на ней. Именно благодаря ее невероятному богатству у него еще на самых ранних этапах его пророческой миссии была своя комната. В этой комнате он медитировал, принимал слово Господне и предавался размышлениям о том, истинны ли его откровения. Из-за своей веры в мужа Хадиджа первой обратилась в ислам и обеспечила Мухаммада всем необходимым, чтобы он мог встать на путь вестника Божьего. Она также морально поддерживала его, смягчая стресс и облегчая нагрузку, которой сопровождалась его новообретенная роль. Их моногамный союз продлился двадцать пять лет, в нем были рождены четыре дочери. И, вероятно, только после смерти Хадиджи в 619 году Мухаммад впервые задумался о полигамии, которая тогда была обычным явлением. Он взял в жены подряд десять женщин – и это не считая наложниц.
Несмотря на свое огромное влияние, Хадиджа имеет в первую очередь славу верной жены. Я только во взрослом возрасте узнала ее полную биографию. То, что известно о несправедливом обращении с ней из истории, заставляет меня вспомнить о ситуациях, в которых оказывалась я сама, – как, например, в случае с тем человеком, который пришел покупать у нас франшизу, но отказался пожать женскую руку. Если пророк Мухаммад признавал высокий статус своей жены, почему наш посетитель, так стремящийся воссоздать порядки времен пророка, посчитал нас столь недостойными? Сколько мужчин всю жизнь изучают священные тексты, надеясь приблизиться к святости. Но сами же используют эти религиозные тексты, чтобы оправдывать дурное поведение, – и оказываются заодно со светскими мужчинами, которые, прикрываясь моральным авторитетом, идут напролом к своим ужасным целям. Наши верования отделяют нас от других людей и делают нас слепыми к собственному лицемерию.
Конечно, все это касается и женщин. Ущербное мировоззрение подхлестывает конкуренцию и подавляет чувство солидарности. Жизнь подтверждает слова Вирджинии Вулф: «Женщины жестоки к женщинам. Женщины не любят женщин». Хотя с тех пор прошло лет пятнадцать, я до сих пор не могу стереть из памяти один случай. Однажды, когда я расставляла книги на стенде в гелиопольском филиале, ко мне подошла ухоженная женщина средних лет.
