– Нет. Думаю, он был очень мил.
– Да. – О, какое облегчение произнести это вслух. – Он действительно был со мной очень мил. Видишь ли, тогда это не казалось таким важным.
Люсиль смотрела на него во все глаза. Он совершенно особенный.
– Зато теперь… – внезапно до нее дошло, что ради этого все и затевалось, – теперь ты публичная персона. Теперь это важно.
– Теперь я женат на тебе. И никто больше не смеет попрекнуть меня ни в чем, если только в том, что я безмерно обожаю жену и не даю повода для сплетен. – Камиль отодвинул кресло. – Якобинцы подождут. Я сегодня не настроен слушать речи. Лучше напишу театральную рецензию. Люблю наши вылазки в театр. Мне нравится бывать с тобой на публике. Мне завидуют. Знаешь, что мне действительно льстит? Когда люди разглядывают тебя и строят догадки: интересно, она замужем? Увы, да, – их лица мрачнеют, потом они говорят себе: ладно, интересно, за кем? За Фонарным прокурором. А, ясно, и отходят с остекленелым взглядом.
Люсиль бросилась переодеваться. Задним числом она невольно восхитилась тем, как ловко он сменил тему.
Маленькая женщина – жена Ролана – вышла из Школы верховой езды под руку с Петионом.
– С тех пор как я была здесь шесть лет назад, – сказала она, – Париж изменился. Тогда мы каждый вечер ходили в театр. Лучшее время в моей жизни.
– Мы постараемся сделать ваше пребывание таким же увлекательным, – учтиво заметил Петион. – Вы ведь парижанка, как поведал мне мой друг Бриссо?
Не переигрывай, Жером, подумал его друг Бриссо.
– Да, но дела так долго держали мужа вдали от столицы, что я больше не претендую на это звание. Как часто я мечтала вернуться – и вот я здесь благодаря Лионской мэрии.
Говорит как по писаному, подумал Бриссо.
– Уверен, ваш супруг достойнейшим образом представит Лион, – сказал Петион, – хотя позвольте нам лелеять тайную надежду, что он не скоро покончит с делами службы. Нам не хотелось бы лишиться ваших бесценных советов и вашего вдохновляющего присутствия.
Она взглянула на него и улыбнулась. Мадам Ролан принадлежала к тому типу женщин, к которым Петион питал слабость: маленькая, пухленькая, кареглазая, с золотисто-каштановыми кудряшками, обрамлявшими овал лица, – прическа, возможно, не совсем подходящая по возрасту. Интересно, сколько ей – лет тридцать пять? Он размышлял, что не отказался бы приклонить усталую голову на ее пышную грудь – не сейчас, а как представится возможность.
– Бриссо часто мне рассказывал, – заметил он, – о его лионской корреспондентке, его «римлянке», – и, разумеется, я прочел все ее статьи и восхитился сочетанием изящества стиля и благородного образа мыслей. Должен признаться, ни разу в жизни мне не доводилось видеть, чтобы ум и красота соединились так полно.
Легкая заученность ее улыбки намекала, что Петион немного перегнул. Бриссо закатил глаза.
– Итак, мадам, как вам Национальное собрание? – спросил он.
– Мне кажется, оно пережило свою полезность – и это еще мягко сказано. А какой гвалт! Сегодняшнее заседание похоже на остальные?
– Боюсь, что так.
– Они переводят время впустую – бранятся, как школяры. Я надеялась на бо́льшую сдержанность.
– Думаю, якобинцы придутся вам по вкусу. Они гораздо спокойнее.
– По крайней мере, депутаты озабочены текущим состоянием дел. Среди них, безусловно, есть патриоты, но меня поражает, что взрослых людей так легко обвести вокруг пальца. – Ее глаза потемнели от неприятного открытия. – Боюсь, некоторым из них нравится быть обманутыми. Некоторые продались двору. Иначе мы не топтались бы на месте. Неужели они не понимают, что Европе не обрести свободу, пока мы не покончим с последним из монархов?
Навстречу им по делам городского управления спешил Дантон. Он обернулся, поднял бровь, снял шляпу и миновал их, лаконично поприветствовав:
– Доброе утро, мадам революционерка, добрый день, господа.
– Боже мой, кто это?
– Это мэтр Дантон, – мягко ответил Петион. – Одна из столичных диковинок.
– И впрямь. – Она нехотя отвела взгляд от удаляющейся спины Дантона. – Откуда у него эти шрамы?
– Никто не осмеливается спросить, – ответил Бриссо.
– Какой, однако, дикарь!
Петион улыбнулся:
– Дантон образованный человек, по профессии юрист и стойкий патриот. Один из тех, кто заправляет в мэрии. Его внешность обманчива.
– Надеюсь, что так.
– Мадам встретила кого-нибудь из якобинцев? – спросил Бриссо. – Кого-нибудь из наших друзей?
– Мадам встретила маркиза де Кондорсе – о, прошу прощения, мне не следовало называть его маркизом, – и депутата Бюзо, а еще того коротышку у якобинцев, мадам, которого вы так невзлюбили.
Как грубо, подумал Бриссо, я и сам коротышка, но лучше быть коротышкой, чем, как ты, потихоньку раздаваться вширь.
– Того самовлюбленного и острого на язык хлыща, который лорнировал публику?
– Да. Это Фабр д’Эглантин, большой друг Дантона.
– Какая странная парочка. – Она обернулась. – А вот наконец и мой муж.
Она представила их. Петион и Бриссо разглядывали мсье Ролана с плохо скрываемым изумлением: его лысину, вытянутое лицо с желтой старческой кожей, костлявую долговязую фигуру. Он годится ей в отцы, подумали оба, переглянувшись.
– Что ж, дорогая моя, – сказал Ролан, – надеюсь, ты весело провела время?
– Как ты просил, я составила краткие выдержки. Все цифры проверила, сделала несколько набросков для твоего выступления в Национальном собрании. Тему выберешь сам, а я доведу текст до ума. Все как мы наметили.
– Мой маленький секретарь. – Он поцеловал запястье жены. – Господа, вы понимаете, как мне повезло? Без нее я как без рук.
– Кстати, мадам, – сказал Бриссо, – не хотите ли открыть небольшой салон? Нет, не краснейте, у вас получится! Когда мы беремся обсуждать животрепещущие вопросы современной политики, неплохо, если бы нас направляла мягкая женская рука. – (Что за надутый кретин, подумал Петион.) – А чтобы оживить беседу, пригласите кого-нибудь из артистического мира.
– Нет. – (Бриссо удивился твердости ее тона.) – Никаких художников, поэтов, актеров – во всяком случае, ради них самих. Мы должны заявить о серьезности наших намерений. Если среди артистической публики окажутся патриоты – милости просим.
– Ваше проникновение в самую суть поистине восхищает, – сказал Петион. (Ты сам не прочь проникнуть в ее суть, подумал Бриссо.) – Пригласите депутата Бюзо, ведь он вам понравился?
– Он показался мне молодым человеком редкой прямоты, одним из самых искренних патриотов, носителем истинного морального духа.
(А какое красивое печальное лицо, подумал Петион, вот и секрет его привлекательности. Храни Господь бедную простушку мадам Бюзо, если эта решительная штучка захочет запустить коготки в Франсуа-Леонара.)
