Хлопнула дверь. Это вошел Катанадзе. Анфиса была вся внимание.
– Ба! Кого я вижу! Гости дорогие! – судя по голосу, Катанадзе тоже был не готов к встрече с Леонтием. Девушка подумала, что ее начальник специально не сказал ни тому, ни другому о том, что позвал их обоих. Видимо, в том был какой-то умысел.
– Привет! – громко сказал Леонтий.
– Вы тут одни? – задал вопрос Катанадзе. – А эта… прекрасная девушка?
Анфиса подумала, что о ней вспоминают слишком много людей…
– Ее нет.
– Значит, мы тут в узком кругу. Как тогда… – фраза повисла в воздухе.
– Да. Ты прав, – веско сказал Воркунов. – Как тогда.
– Борьки нет.
Молчание.
– Давайте выпьем. Помянем.
– Выпьем… – эхом откликнулся Воркунов.
Какое-то время они молчали.
– Странная смерть. В тот вечер, – нарушил молчание Катанадзе.
– Ты что-то хочешь сказать? Он умер от разрыва сердца.
– Да. Сердце у Борьки было неважным, – это Катанадзе.
– А ты откуда знаешь? – встрепенулся Воркунов.
– Говорил как-то… жаловался.
– А…
– Осталось нас трое, – хриплым голосом сказал Леонтий.
– Что теперь с твоей экспедицией? – это Катанадзе.
Анфиса услышала тяжелый вздох босса. Просто чугунный…
– Не знаю.
– Будешь прикрывать?
– Я же говорю – не знаю. Я еще не сказал вам, что убили Германа Салаева, который отвечал за организационную часть экспедиции.
– Как? – Анфисе показалось, что два возгласа – Леонтия и Катанадзе – вырвались почти одновременно. – Убили?
– Да. Возможно. Это разборки по бизнесу.
– Так говорят? – вопрос Катанадзе.
– Предполагают.
– Ясненько… – протянул Леонтий – Что-то много трупов вокруг твоей экспедиции, не находишь?
Возникла долгая пауза.
– Кто-то просто не хочет, чтобы она состоялась, – понизил голос Катанадзе.
– Вероятно, это просто стечение обстоятельств, – возразил Воркунов.
– Слишком много обстоятельств… – протянул Леонтий. – Слишком много.
– Господа! – послышался звук упавшего предмета.
– Разбил бокал. Но это – пустяк.
Анфиса пошевелила затекшими ногами. Ничего себе пустяк! Австрийский хрусталь. Она сама покупала его в элитном магазине.
– В наших руках были документы, а как мы распорядились…
– Когда это было? Быльем поросло? – сказал Катанадзе. – Потом мне тогда срочно требовались деньги. Я и продал…
– Я тоже был вынужден продать… – сказал Леонтий.
– Вот-вот, что-то было и у Борьки… А между тем, если бы все это собрать…
– Теперь уже нереально.
Вскоре они разошлись. А Анфиса осторожно, поминутно прислушиваясь, спустилась вниз и уехала домой.
* * *
Через два дня
– Валя! Не торопись. – Бабушка Олимпиада Андреевна смотрела на внука снисходительно. – Доешь свой суп и выпей компот.
– Без компота можно обойтись.
– А вот и нет. – Олимпиада Андреевна выглядела слегка недовольной. – Компот – это завершение обеда. Своего рода вишенка на торте. И если ты пренебрегаешь компотом, стало быть – обижаешь хозяйку.
– Ишь ты! Я раньше и не догадывался об этом. Какие тонкости! Хотя у меня сейчас не обед. А скорее – ужин. По времени.
– А жизнь вообще состоит из них. Из тонкостей и деталей.
Сейчас они сидели за столом вдвоем в большой комнате. Сколько Валя себя помнил – ели они всегда именно там и никогда на кухне. Стол обязательно сервировали по всем правилам. Суп подавался исключительно в супнице, не в кастрюле. Все было красиво, торжественно. И главное – по-семейному. За едой они общались, шутили, строили планы… Но вот сейчас он с бабушкой один на один… Олимпиада Андреевна в свои восемьдесят два года была подтянута, курила тонкие сигареты, пользовалась помадой и духами, читала книжки на трех языках – немецком, французском и английском. И еще знала польский. Она следила за собой, могла купить модную «модельку», как она называла одежду, ходила в театры и кино. Общалась с подругами. Но главное – Олимпиада Андреевна была для Вали воплощением того, что он называл аристократизмом…
– Жизнь состоит из деталей, как это ни банально, – повторила бабушка.
– А как же идеи, большие мысли, философия?
– Я говорю, Валечка, о повседневной жизни, о бытовой, а не о выдающихся людях, религиозных и общественных течениях. Это другое…
– А вот Анфиса так не считает…
– Это та Анфиса, с которой ты дружишь?..
– Она…
– Почему ты снова не приведешь ее к нам?
– Она не хочет, – уныло сказал Валя.
– Почему?
– Не знаю.
– Она просто не рассматривает тебя всерьез.
– Ну да, не рассматривает, – Валя отодвинул компот и строго посмотрел на бабушку. – А что, я говорил о чем-то другом?
– Нет. Извини. Если я нарушила твои личные границы. Как это теперь принято говорить…
– Ничего страшного, ты же моя бабушка.
– Правило личных границ распространяется на всех. А на близких в особенности. Иначе будут конфликты. Чтобы не задохнуться в семейной жизни, у каждого должно быть свое пространство и собственные границы. Это я помнила твердо…
– Какая ты умная.
– Жизнь прожита, отсюда – опыт и ум… Значит, твоя Анфиса не хочет приходить к нам?
Валя помотал головой.
– А ты как к ней относишься?
– Бабушка! – воскликнул Валя почти с отчаянием.
Но Олимпиада Андреевна неумолимо продолжила, словно не слыша возгласа любимого внука.
– Стоит ли тебе тратить на нее время, если она…
– Только что ты говорила о границах.
– Да. Я неправа, но я же не слепая, я вижу… Ты как с Анфисой познакомился, тебя как подменили.
– Интересно, и в чем это выражается?
Олимпиада Андреевна молчала, словно раздумывая, говорить ли правду. Все-таки можно «затронуть» и обидеть, даже если все, как говорится, для «блага же».
– Ты стал переосмысливать свои действия и поступки, раньше тебе было все равно, как к тебе относятся и что ты делаешь. Нет, ты всегда был хорошим воспитанным мальчиком, старался думать об окружающих. Но теперь ты стал критично относиться к самому себе – это другое. Ты начал корректировать свое поведение.
