Глава 8
– Ты точно уверена? – спросила Кэти и уже в который раз за этот день покосилась на мои чистые руки. – Даже маленькую бабочку?
Я сморщила нос:
– Не могу себе представить худшего рисунка для первой татуировки.
– Эй! – возмущенно воскликнула она, вытянув в мою сторону кулак. На тыльной стороне ладони красовалась большая бабочка, потрясающе прорисованная до мельчайших деталей. Она выглядела такой настоящей, что казалось, будто она вот-вот сорвется с ее руки и улетит.
К тому моменту я уже кое-что узнала о Кэти. Дочь ямайца и англичанки, она родилась в Лондоне, где и жила до семи лет. После этого переехала с родителями в Орегон и провела там остаток детства и юность. Первую татуировку набила в семнадцать лет без ведома родителей. Это привело к крупной ссоре, от которой они до сих пор до конца не отошли прежде всего потому, что Кэти стала татуировщицей вместо того, чтобы пойти учиться.
Три часа – это целая куча времени, чтобы узнать что-то о человеке. И слава богу, рассказы Кэти отвлекали меня от того, о чем я без перерыва думала с пятницы: от нашей с Ноланом встречи.
Когда он вернулся за наш столик, мы продолжили обсуждать роман Доун, будто ничего не случилось, хотя я ясно ощущала, что он выстроил перед собой стену. Мне ничего не оставалось, кроме как винить себя. Да, он первый взял меня за руку и был инициатором прикосновения… Я сделала бы то же самое с Блейком или Доун, если бы мы разделили настолько личный момент. Это ничего не значило. То, что я так странно ответила на его касание, было идиотским поступком и поставило Нолана в неудобное положение.
Не единожды за выходные я сверлила взглядом раскрытый ноутбук и задавалась вопросом, не написать ли ему. Мне хотелось восстановить баланс в наших отношениях и не допустить, чтобы все наши встречи с этого момента проходили так же неловко, как в прошлую пятницу. Однако я понятия не имела, что сказать, чтобы разрядить обстановку, или как в принципе завести эту тему. Нолан, в свою очередь, более чем ясно дал понять, что предпочел бы игнорировать произошедшее.
Внезапно я заметила на себе взгляд Кэти. Видимо, она ждала ответа.
– Конечно, у тебя очень красивая бабочка, – быстро произнесла я, изо всех сил отгоняя мысли о Нолане. – Просто я не думаю, что мне это подходит.
Она подперла подбородок рукой и надула губы. Она буквально надула губы.
– Если ты подберешь что-нибудь, то обязана прийти ко мне. Ты должна мне это за то, как хорошо я ввела тебя в курс дела.
Я посмотрела на нее, приподняв бровь. Ровно десять минут Кэти показывала мне, как работает система записи Get Inked. Все остальное время она рассказывала о своей жизни, своих татуировках и показывала свои «хотелки» – эскизы, которые она нарисовала и только собиралась наколоть, – и в конце концов переключилась на осмотр моего тела на предмет потенциальных мест, где можно сделать тату, чтобы моя мама не заметила их с первого взгляда. В этом она была профи.
– У каждого ведь есть что-то, чем он восхищается, – заявила Кэти.
– Да, но «что-то» и есть просто «что-то», а не рисунок, который я хотела бы носить на своем теле всю оставшуюся жизнь. Если рассуждать как ты, то я могла бы набить себе тату с плиткой шоколада. Или сыр.
Она вздохнула:
– Всегда хотела сделать татуировку в виде сыра.
Я взглянула на нее, задаваясь вопросом, не разыгрывает ли она меня. Лишь когда Кэти ухмыльнулась, я позволила себе расхохотаться, а она присоединилась.
– Поверить не могу, что чуть на это не купилась.
– Видела бы ты свое лицо. – Она смахнула слезу из уголка глаза. – Значит, кусок сыра.
– Пожалуйста, нет. Тогда мои друзья решат, что я спятила.
Кэти повела плечом:
– Почему это? Кусок сыра может означать каникулы в Швейцарских Альпах с бабушкой и дедушкой, где каждый раз на завтрак, обед и ужин подавали сыр, по которому вы все с ума сходили.
Я задумчиво кивнула:
– И снова в точку.
– Правило номер три в Get Inked: «Никогда не осуждай того, кто сделал себе тату с куском сыра», – почти торжественно объявила Кэти.
Я усмехнулась. Правило номер один гласило, что у каждого, кто входит в салон, нужно проверить документы, а следовательно, и возраст. Правило номер два – никогда не подтверждать по телефону рисунок, который предварительно не одобрили Кэти или Зеэв.
– Думаю, правило номер три я никогда не забуду, – сказала я.
– Какое правило? – спросил Зеэв, выходя из процедурного кабинета в холл. Сегодня он был одет в свободную черную майку, вырез которой приоткрывал часть его груди. Я заметила очертания большой птицы, однако быстро отвела взгляд и вместо этого уставилась в брошюры на стойке администратора.
– Никогда не осуждай людей с сырными татуировками, – ответила Кэти.
Зеэв издал фыркающий звук, который, очевидно, служил чем-то вроде смеха.
– Я набивал и гораздо более странные вещи.
– Расскажи Эверли про газонокосилку! – оживившись, воскликнула Кэти.
Я с любопытством переводила взгляд между ними. Зеэв подошел к маленькому золотому столику рядом со стойкой, взял себе стакан и поднес его к кулеру, за который теперь – если они меня наймут – буду ответственна я.
Залпом опустошив стакан, Зеэв неторопливо вернулся к нам.
– Как-то я набил одному шестидесятилетнему мужику газонокосилку в память о его черепахе.
– В память о его… – начала я, но прервалась и поморщилась, когда меня осенило, что, судя по всему, крылось за этой историей. – О нет.
– О да, – ответил Зеэв.
– Расскажи ей подробности. О черепашьих ошметках, я имею в виду.
Зеэв выглядел абсолютно невозмутимым, и его, похоже, не заразил нездоровый энтузиазм Кэти.
– Он был сам не свой, совершенно подавлен. Так что я постарался изобразить самый красивый из когда-либо существовавших газонокосилко-черепаховых рисунков.
– И сделал это просто потрясно, – добавила Кэти, дружелюбно хлопнув Зеэва по плечу.
В первый раз с тех пор, как пришла сюда, я заметила проблеск эмоций в глазах Зеэва. Они появились всего на мгновение, а затем выражение его лица вновь окаменело.
– Я закончил, – обратился он ко мне и приглашающе кивнул в сторону процедурного кабинета. После того как полчаса назад ушел последний клиент, Зеэв сказал, что проведет мне небольшую экскурсию, когда приберется. – Можем идти.
Кивнув, я последовала за ним.
Помещение оказалось гигантским и было разделено на две зоны. Разграничивала их белая перегородка. Оборудование на обеих сторонах стояло одинаковое: большое кресло-кушетка, высоту которого можно регулировать, рядом табурет с мягким сиденьем и разными рычажками и тату-машинка. Мне бросилось в глаза, что освещение здесь гораздо ярче, а пол более гладкий, чем в холле.
