– Я тысячу раз говорил это другим и точно так же говорил тебе, а теперь повторю еще раз: всегда тяжело, когда речь идет о детях. И легче никогда не станет.
Сьюзен почувствовала головокружение от этих эмоциональных качелей, раскачанных Эдом. Был ли он зол или сочувствовал ее тяжелому положению? И при чем здесь эта банальная реплика о трудностях в делах с детьми?
Она уже открыла рот, чтобы заговорить, однако Эд поднял руку, призывая ее помолчать.
– Но это не значит, что ты должна терять голову всякий раз, когда дело касается ребенка.
Сьюзен едва не вспыхнула от негодования. Ее возмутил намек на то, что она каким-то образом впала в истерику, выполняя свою работу.
– Не думаю, шеф, что потеряла голову. Я просто пыталась передать информацию, которую предоставил свидетель. Она имеет прямое отношение к текущему расследованию.
– Какое отношение к текущему расследованию имеет предполагаемое убийство Мэри Никол, – предполагаемое, что за чушь собачья, – ее мужа?
– Да не это. Я говорю о пропавшем соседском мальчике – Мальчонке в комбинезоне.
– Ты даже не знаешь, тот ли это мальчик! На самом деле есть большая вероятность, что это не так. И даже больше шансов «против», чем «за».
Сьюзен скрестила руки на груди.
– Как это?
– Послушай, тебе, наверное, трудно это представить, потому что ты выросла в условиях современного воспитания. – Эд сделал глоток из чашки, дымящейся на столе. – Теперь я вижу, что ты обижаешься, Сьюзен, но я ничего такого не имею в виду. Я только пытаюсь объяснить, что в шестидесятые годы детей не баловали так, как сейчас. Родители тогда делали вещи, за которые их сейчас, может быть, посадили бы в тюрьму. Черт, я помню, как мой собственный отец сажал меня на колени в нашем грузовике, чтобы я мог провести машину через центр города. И это было круто! Мне улыбались и махали другие водители. Я хочу сказать: то было другое время. Детей оставляли одних в очень юном возрасте, и если у них имелся брат или сестра чуть постарше, это было здорово, потому что тогда экономили на няне. Обычно все обходилось. Но не всегда.
– В каком смысле?
– А вот в каком. Исчезновение ребенка в то время не было такой редкостью, как ты сейчас думаешь. Я не говорю, что тот мир был менее безопасен для детей из-за преступников, – скорее, дело было в окружающей среде. Вот ты думаешь сейчас, что Перрик – деревня, но посмотрела бы ты на него тогда… Куда ни глянь, везде поля, на долгие мили поля и поля… И еще леса. Дети уходили и не могли найти дорогу домой, на них нападали звери, они замерзали до смерти, прежде чем их находили. А еще за домами выкапывали такие здоровенные ямы, куда сбрасывали все ненужное – старые шины, холодильники, гнилое дерево… Ямы были глубокие, как бассейны, а после дождя еще больше напоминали бассейны со скользкими стенками. Иногда дети падали в такие ямы и не могли выбраться обратно. Тонули в грязи.
– Господи…
– Теперь ты понимаешь, почему тебе следует просто забыть то, что сказала Мэри. Я не хочу, чтобы ФБР впустую тратило время из-за того, что старуха выдумала там что-то. – Эд сделал еще глоток кофе, хрустнул шеей. – И я не могу допустить, чтобы ты ходила по участку, распространяя сплетни и подбрасывая ложные наводки. Самая лучшая помощь от тебя в этом деле – не помогать.
Сьюзен подняла руки, повернув их ладонями к боссу.
– Хорошо, хорошо, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал дружелюбно. Как будто она просто собиралась пустить все на самотек и отказаться от поиска ответов. – Просьба принята.
– Это не просьба, а приказ.
Вот только Сьюзен так и не научилась сдаваться.
Глава 16
Эрик въезжал в гараж, когда в держателе завибрировал сотовый телефон. Он нахмурился, когда увидел определитель номера.
– О, фантастика… Как раз то, что мне нужно.
Вздохнул и нажал кнопку «Ответить».
Она заговорила еще до того, как он поздоровался:
– Эрик? Это ты?
– Да, Мэгги, это Эрик. – Он постарался, чтобы его голос не звучал снисходительно, но этот ее скептический тон заводил его еще тогда, когда они были вместе. Она что, думает, бывший нанял имитатора, который отвечал бы вместо него в тех случаях, когда она звонит? Вот еще.
– Что-то не так с документами, которые я отправил? Потому что если да, то тебе нужно поговорить с посредником…
– Что ты сейчас делаешь?
Эрик заглушил двигатель и нажал кнопку на обзорном зеркале, закрывая за собой дверь гаража. Он уже положил руку на дверную ручку, но затем быстро отдернул ее, как будто металл обжигал, и решил остаться в машине до конца разговора. Ему не хотелось приносить в дом яд прошлого, даже если это всего лишь телефонный разговор. До сих пор дом оставался свободным от Мэгги, и он намеревался сохранить его таковым. Он вообще избегал бы разговаривать с ней, но вопрос о разводе все еще оставался не решенным до конца. Чтобы ускорить и удешевить процесс и избежать поездок в суд, они, по предложению Эрика, наняли посредника. Теперь он надеялся, что это не было ошибкой.
– Вообще-то я только что приехал со своей новой работы. – «С новой работы» Эрик произнес с таким презрением, что вполне мог бы добавить «и будь ты проклята за то, что вынудила меня согласиться на нее», чтобы достичь нужного уровня сарказма. Вздохнув, он прижал низ ладони к левой глазнице и пару раз резко повернул. Недавняя мигрень вернулась, да еще с надбавкой.
– У меня был не самый лучший день, так что…
– Я потеряла ребенка.
Эрик обхватил свободной рукой руль.
– Какого ребенка? – спросил он просто так, чтобы как-то отреагировать. Как будто не знал.
– Моего малыша! – взвизгнула она, так и не добавив: «Как ты можешь быть таким чертовым идиотом!»
– О’кей. – Эрик и сам еще не понял, как отнесся к этой новости; точнее, он не хотел знать, как отнесся к этой новости, поскольку подозревал, что какая-то ничтожная часть его может ей обрадоваться. Он откашлялся, не представляя, что еще сказать. – Ну что… спасибо, что сообщила.
Мэгги резко выдохнула, и Эрик прямо-таки увидел, как ее лицо исказилось в уродливой гримасе ярости. Они были женаты недолго, но он знал ее достаточно хорошо.
– Это все, что у тебя для меня есть, – «спасибо, что сообщила»?
Его так и подмывало напомнить ей: «Эй, ты же сама мне позвонила, малышка», – но он промолчал и услышал, как она плачет. Мэгги делала это тихо, но прямо в трубку, чтобы он знал. Успокой меня. Говори все правильные вещи и сделай так, чтобы я чувствовала себя лучше. Я. Все дело во мне, во мне, во мне! Так типично для Мэгги…
Эрик разжал стиснутые зубы.
– Мэгги, мне так жаль, что это случилось с тобой… (Врунишка, врунишка, горят на мне штанишки), но я действительно не знаю, что сказать.
