Кендра допила свой кофе и поставила чашку на стол герцога.
– Кажется, виконту есть что терять, пусть и не титул. Думаю, пора с ним поговорить. Кто хочет нас представить?
26
Как оказалось, Кендра не нуждалась в представлении, по крайней мере, в формальном. Герцогу сообщили, что виконт имел привычку проводить субботние вечера в гостях у некоей миссис Аллен.
Кендра смирилась с тем, что этим вечером она будет помирать со скуки, слушая, как молодые леди по очереди играют на фортепьяно. Леди Этвуд с кривой усмешкой поправила ее представление о предстоящем приеме уточнением, что миссис Аллен вообще-то владела игорным вертепом – хотя герцог настаивал на названии «игорное заведение». Очевидно, подобные заведения посещали в основном мужчины, а если женщины и присутствовали, то они не были леди. Игорные дома же, наоборот, имели лоск респектабельности, там могли попытать удачу даже хорошо воспитанные леди. Однако эта разница, видимо, ускользала от леди Этвуд, которая решила провести свой вечер в другом месте.
Кендра с трудом сдержала улыбку. Вечер без графини, в глазах Кендры, уже удался. И посещение заведения миссис Аллен, по всей видимости, было намного менее скучным, чем очередной светский раут.
Миссис Аллен переделала свою гостиную в нечто похожее на перворазрядный игровой зал, ничуть не хуже, чем те, что есть в Сизарс-пэлас
[17], куда ходят толстяки, ставящие от 10 тысяч долларов до 1 миллиона за раз, не какой-то там пронзительный писк игорных автоматов. Мужчин было в два раза больше женщин, хотя женщины за столами в основном были пожилого возраста. Заведение миссис Аллен, возможно, считалось респектабельным, но Кендра сомневалась, что родители позволили бы своим дочерям-дебютанткам зайти в эти двери.
Приглушенный шум голосов раздавался по всей комнате, нарушаемый лишь короткими всплесками смеха то тут, то там. Но все же под светским фасадом Кендра чувствовала напряженность, горькую нотку отчаяния, которая поднималась и смешивалась в воздухе с цветочным парфюмом, пряным одеколоном, дымом и потом.
Миссис Аллен сама стояла в углу помещения. Она была пожилой женщиной в блестящем зеленом атласном платье и с тюрбаном в тон, который был украшен по меньшей мере пятью извивающимися страусиными перьями. И платье, и тюрбан сверкали от света многочисленных свечей, которыми была усеяна комната. На ее лице была вроде бы любезная улыбка, но даже на расстоянии Кендра видела, что ее проницательные глаза находятся в постоянном движении, сканируя более дюжины столов, покрытых зеленым сукном, и занимавших их гостей, которые играли в карты или кидали кости.
– Она, наверное, спит с ружьем под подушкой и деньгами в матрасе, – пробормотал Алек. Он стоял по одну сторону от нее, по другую стоял герцог. Они пытались отговорить Алека сопровождать их в игорное заведение, но он ясно дал понять, что не может больше сидеть дома. Его побитое лицо вызвало пару насмешливых комментариев от знакомых, когда они пробирались к столам, но Алек либо проигнорировал их, либо парировал их сухими остротами.
– Пять лет назад мистер Аллен засунул пистолет себе в рот, когда не мог вернуть свои игорные долги, – тихо сказал Элдридж. – Его вдова превратила этот дом в игорное заведение, чтобы рассчитаться с ростовщиками, и с тех пор процветает. Теперь она сама стала ростовщицей.
– Довольно изобретательно. – Взгляд Кендры снова обратился к этой женщине, она не знала, вызывает ли она у нее восхищение или ужас.
Они нашли виконта Доусона за третьим столиком. Он был похож на свою среднюю сестру, тот же клювообразный нос и слабо выраженный подбородок, черта, которую нельзя было скрасить даже изысканным галстуком-шарфом, который почти что касался мочек его ушей. Его волосы были тусклого каштанового оттенка, и несмотря на то что ему было немного за тридцать, они уже редели, из-за чего его лоб выглядел чересчур высоким. Кендра заметила пот, от которого высокий лоб весь блестел. В комнате было тепло, но она подозревала, что испарина виконта была скорее связана со скромной в сравнении с другими игроками горкой фишек перед ним.
– Он играет по-крупному. – Алек внимательно следил за молодым мужчиной.
– Я думала, что он и его семья банкроты, – прошептала Кендра.
Алек вялым движением покачал плечами.
– Почти весь Лондон живет в кредит.
Как и в двадцать первом веке.
Пока они наблюдали за Доусоном, его ничтожные запасы фишек постоянно убывали. К тому времени как он потерял свою последнюю фишку, он вытер пот со лба уже раз пять, после чего его платок стал мятым и мокрым. Кендра заметила, что его рука тряслась, когда кто-то протянул ему бумагу и попросил записать признание долга. В гневных чувствах он подписал и швырнул и перо, и бумагу на стол, затем, шатаясь, поднялся и двинулся в сторону французских дверей, которые вели на веранду, выходящую на сады на заднем дворе.
Когда Кендра и ее путники проследовали за ним на веранду, Доусон посмотрел в их направлении с задумчивым выражением лица. Ранее прошел дождь, и грунт был мокрым и пах сырой землей и зеленью. Было слишком темно, чтобы можно было разглядеть сады, но Кендра слышала шуршание листьев на холодном ветру. Она была благодарна мисс Купер за то, что та подобрала для нее эту расшитую кашемировую шаль к бархатному сапфировому вечернему платью.
– Милорд? – сказал Элдридж. – Я герцог Элдриджский. Это моя воспитанница мисс Донован и мой племянник маркиз Сатклифф. Мы можем попросить немного вашего внимания?
Глаза Доусона были темно-карие, как у его отца, и даже при этом слабом освещении в них можно было разглядеть недоверчивое мерцание. Он небрежно поклонился.
– Ваша светлость. Речь пойдет о смерти леди Довер? Я знаю, что вы собираете сведения. – Его взгляд упал на Кендру, затем снова на герцога. – Я видел, как вы покидали дом моей сестры сегодня утром.
Это удивило Кендру.
– Вы были у леди Франсис?
– Я не убивал эту несчастную, – прошипел Доусон, проигнорировав ее вопрос. – Ведь вы же об этом хотели меня спросить?
– Сомневаюсь, что вы сказали бы нам правду, если бы убили ее, не так ли? – холодно ответила Кендра.
Доусон молча уставился на нее.
– Почему бы вам не рассказать нам о том, что произошло, когда вы пошли повидаться с ней на следующий день после происшествия в театре? – сказала Кендра. – Мы слышали лишь сплетни. Хотелось бы услышать из ваших уст.
– Ничего не произошло. – Его рот превратился в одну узкую полоску. Он потянулся во внутренний карман своего пальто и достал утонченную коробочку из папье-маше, в которой Кендра теперь узнала табакерку, и свой платок. – Я попросил ее вернуть украшения. Она отказалась.
– Это, должно быть, разозлило вас. Ожерелье ведь принадлежит вашей семье?
Он быстро справился со вспышкой гнева в своих глазах.
