— И что же вы делать думаете?
— Ну, то, что городовой взятку возьмет, мне не доказать. К тому же в данном случае я его хоть понять могу, ибо и в самом деле ни к чему под суд за такую провинность человека отдавать. Ведь городовой был при исполнении, и наказание в таком случае бывает тяжким. Про остальное? Дождусь, что скажут в медицинской части, сильные ли повреждения у того воришки. Если просто кровь проступила от удара, то это одно, если и вправду череп проломлен, как он сам о том вопит, то совершенно иное. Придется со всем старанием до правды добираться, не по одному разу каждого допрашивать и уж после решение принимать. Но я не ответил на ваш вопрос. Получается, что рутины много и сил тратится столь много на то, на что и тратить их не хочется. Но когда удается раскрыть преступление, пусть не самое серьезное, и тем оказать настоящую помощь людям — украденное вернуть, к примеру, — то ощущаешь самую подлинную радость. И еще встречаются дела попросту весьма любопытные и запутанные. Такие, что распутывать их часто тоже доставляет удовольствие. Если, конечно, распутаешь. Тогда и Шерлоком Холмсом себя чувствовать разрешаешь. Но потихонечку, чтобы сторонним людям это незаметно было. Вот такие пироги получаются.
20
Вроде бы все очень убедительно выглядело насчет того исчезнувшего или сбежавшего подозреваемого, но никак у меня из головы не шел наш с Петей офицер. Я и так, и этак пыталась прикинуть, к чему ему эти фокусы с переодеваниями и проживанием в двух местах? Для романтических свиданий вторая квартира подходила весьма кстати. Но к чему переодеваться? Трактир же и вовсе ни в какие ворота не лез! Ох, как не просто все это! Опять же, с чего это все взяли, что у того человека, что исчез вдруг, не может быть для этого исчезновения иных причин, кроме как прятаться от полиции? Может, как раз у него имеются некие романтические причины?
Дома я попробовала сначала заниматься, но учеба не отвлекла толком от всех этих раздумий. Я принялась разгуливать по комнате, благо места для прогулок доставало. Прошла от двери к окнам, завешанным белыми в синий цветочек занавесками, от шкафа к этажерке с книгами, от ширмы, закрывающей угол с дедушкиной кроватью, к такой же точно ширме у моей постели в другом углу. Жаль, у нас камина нет! Отчего-то мне казалось, что, глядя на огонь, я бы точно до чего-то умного додумалась. Пойти, что ли, у печки посидеть? Да нет. Пора делами заняться.
Я взяла с этажерки томик с пьесами Александра Николаевича Островского, приготовила лист бумаги и карандаш, села поудобнее за стол, принялась читать пьесу и придумывать, что в ней требуется по моей новой должности в театре. Хоть я читала «На всякого мудреца» не в первый раз, но увлеклась так, что не заметила, как добралась до финала. И даже немного разочаровалась, потому как работы для меня было совсем чуть. Ну, можно пару раз обозначить, как карета подъезжает. Первый раз — это когда Мамаев приезжает к Глумову, второй — когда Турусина к себе в дом возвращается. Еще к месту будет звук церковного колокола. Это в сценах с приживалками и странницами
[42]
у Турусиной в доме. Все едино, крестятся они там не переставая, так будет повод. Все! Остальное оркестр музыкой расцветит. Нет, пожалуй, стоит, чтобы Нил Федосеевич Мамаев колокольчиком пользовался для вызова слуг. Может даже, по забывчивости или чтобы значимость свою показать, лишний раз звонить, даже когда нужные люди рядом. И получится все это очень подходяще к тому, как играет Мамаева Иван Иванович Тихомиров.
Меня эта идея настолько увлекла, что поутру следующего дня я отправилась в театр с таким расчетом, чтобы посмотреть в магазинах пригодный для этой цели колокольчик. Во второвском пассаже я даже растерялась: столько колокольчиков здесь было в продаже. Не меньше дюжины самых разных: больших и поменьше, бронзовых и даже из фарфора. А довершала картину на витрине маленькая игрушечная пушка. Видя мое изумление, продавец пояснил, что эта игрушка предназначена для той же цели, что и колокольчики, то есть подавать сигнал своим слугам или подчиненным, но уже при помощи выстрела. И специальные патроны к ней прилагаются. Мы немного пообсуждали столь оригинальное решение и сошлись на том, что оно относится к юмористическим и служит не столько по прямому назначению, сколько для смеху. И тут у меня в голове тоже что-то стрельнуло: а если не только Мамаев будет пользоваться колокольчиком? Но и Мамаева, и Крутицкий, и Турусина, и даже сам Глумов будет свою мамашу колокольчиком вызывать. И все они будут звучать по-разному! У Мамаева — солидным басовитым звуком. У Мамаевой — звук будет потоньше, вот как у этого, из фарфора. А у Глумова колокольчик должен чуть дребезжать, немного фальшивить. А Крутицкий… Нет, Крутицкий будет пользоваться как раз пушкой! Новшества он только в жизни не терпит, а для забавы и сам рад что-то учудить. Тогда, значит, нужны вот этот, этот и этот колокольчики и пушка. Что будет стоить… Ох, недешевая у меня идея получается.
Тем не менее по приходе в театр я с ходу все изложила Александру Александровичу. Тот выслушал и расхохотался:
— Сударыня, вы не обижайтесь! Я не над вами смеюсь, я вашей идее смеюсь. Право слово, мне понравилось. Хороший ход, забавный и уместный. Возможно, мы даже повторим этот спектакль, — стал вслух рассуждать антрепренер. — Возможно, что сыграем его даже не два, а три раза. Но все равно получается дорого. Вот что, вы пойдите к новому хозяйственному распорядителю Антону Антоновичу — заодно и познакомитесь — и велите ему купить один колокольчик, тот, что вы для Мамаева присмотрели. Да пускай не экономит, а возьмет именно тот, что нужен, пусть у Второва и возьмет. Все ваши остальные предложения остаются в силе, считайте, что я их утвердил.
Я пошла искать нового хозяйственного распорядителя, а на глаза вновь навернулись слезы. Как же жаль, что не стало Михеича. Он бы уж точно сумел придумать, как решить такой вопрос самым недорогим образом, вплоть до того, что соорудил бы игрушечную пушку собственными руками.
Но в театре совершенно невозможно долго грустить. Переговорив с Антоном Антоновичем, я зашла в зал. Арон Моисеевич буквально терзал арфу! Завидев меня, он отвлекся от своего музицирования:
— Сил моих больше нет! То я в поте лица своего разыскивал сей зловредный инструмент, бегая из одного конца города в противоположный. Теперь выяснилось, что никто, кроме меня, на нем играть не может. Я же сам не играл на арфе еще со времен царствования государя-императора Александра II! Хотя сейчас мне кажется, что я на ней и вовсе не играл, с таким трудом все вспоминается. Но предупреждаю, если у меня вдруг не получится, то у нас в театре может случиться еще одно преступление. После всех мытарств я точно на себя руки наложу, но предварительно разделаюсь со своими мучителями.
— Это с кем же? — не поняла я.
— С Александром Александровичем и с арфой! С кем же еще? А что, сударыня, вы уже слышали, какую мы польку в спектакле играть будем? И как вам оно?
— Превосходно! — не поскупилась я на похвалу. — И с арфой вы справитесь, я вот ничуть не сомневаюсь.
