22
Утром я проснулась поздно, потому что дедушка не стал меня будить. Он справедливо полагал, что раз человеку спится с удовольствием, то и будить его без особой необходимости не нужно. Хорошо выспавшись, человек после сам все упущенное наверстает. Я, пожалуй бы, и проснувшись еще чуть в постели понежилась, но меня привлек звук разговора из гостиной. Говорили мой дедушка и Мария Степановна. Порой и Пелагея слово вставляла. Все это было обычно. А вот еще один голос в эту привычную картину не вписывался, потому как принадлежал он Григорию Алексеевичу Вяткину. Спрашивается, с чего это журналист пришел к нам в гости с утра пораньше? Верно, что не так уж просто пришел, верно, повод к тому имел.
Я быстро привела себя в порядок, вышла в гостиную и поздоровалась со всеми присутствующими.
— Здравствуй, Дашенька! Садись к столу завтракать, — позвала меня хозяйка. — Мы тут без тебя начали.
— Правильно сделали, что меня не дожидались. Мало ли, сколько времени я могла еще проспать.
— Отчего не поспать, вон вы вчера как поздно заявились, — добродушно сказала Мария Степановна.
Журналист же сделал хитрое лицо и посмотрел на меня:
— Вы, верно, недоумеваете, с чего это я с раннего утра в гости напросился? А я вот сюрприз приготовил и не удержался, чтобы его прямо к вам на дом доставить. Вот, прошу принять свежий номер «Сибирской жизни». Прямым ходом от типографского станка.
Я взяла протянутую мне газету, от которой сильно пахло свежей краской и чуть-чуть горячим железом.
— Извольте вторую полосу открыть, — посоветовал господин Вяткин.
На второй полосе в нижнем углу была напечатана заметка о нашем спектакле. Общий ее тон сводился к тому, что замечательная труппа под руководством господина Корсакова вновь порадовала томскую публику отменным и даже превосходным спектаклем. И, поскольку спектакль по просьбам зрителей будет повторен еще и сегодня, то рецензент не станет рассказывать подробностей, а лишь отметит, что великолепна была вся труппа без единого исключения. Но особо он хотел отметить дебют юной госпожи Кузнецовой, заменившей в театре трагически погибшего Григория Михайловича Фадеева. Из дальнейших слов получалось, что госпожа Кузнецова, то есть я, не только превосходно справилась со своей основной задачей, но и «подсказала некоторым исполнителям весьма привлекательные ходы, позволившие им расцветить свои роли неожиданными, но радующими взор, слух и душу зрителей приемами актерской игры». Подписано было «Заядлый театралъ», но всем давно было уже известно, что это псевдоним господина Вяткина, который подписывает им все написанное в связи с театром.
— Так! — сказала я, закончив чтение. — И кто же это проболтался?
— Да уж не я, — весело откликнулся дедушка.
— Право слово, даже мысли не держал, что это может быть секретом, — воскликнул Григорий Алексеевич. — Я после спектакля кинулся расхваливать господина Тихомирова, особо отметив те фокусы с колокольчиком, что он выделывал. Так он мне сразу и сообщил, что идея эта исходила от вас. И господин Корсаков подтвердил и очень вас хвалил. Вот я и позволил себе.
— Спасибо большое. Мне очень приятно. И секрета здесь, конечно, нет никакого. Это я просто растерялась.
— Видимо, раньше про вас в газетах не писали? — полушутя спросил журналист.
Я посмотрела на дедушку, ища его поддержки, и он не растерялся, выручил меня:
— Так-то уж точно никогда не писали. Это вам не заметка вроде «Попал под лошадь». Такая похвала искренне приятна, — сказал он и перевел разговор на вчерашний спектакль. — А как вам оркестр, Григорий Алексеевич?
— Превосходно! В прежние годы у нас оркестр использовался лишь для аккомпанемента куплетам или другим вокальным номерам. А тут очень удачно музыка возникает по ходу драматического действия.
Мария Степановна тем временем велела Пелагее подать очки и внимательно прочла всю заметку:
— Надо и мне эту газету приобрести, — заявила она. — Буду после знакомым показывать, какие у меня постояльцы квартировали.
— Не извольте беспокоиться, — вскинулся Григорий Алексеевич. — У меня при себе есть еще один номер. Позвольте мне его вам презентовать в знак благодарности за гостеприимство и угощения. Я же себе позже возьму в редакции.
Мария Степановна буквально растаяла от этого подарка и понесла его прятать в шкатулку, где хранились разные памятные для нее вещицы. Это при том, что театр, как уже говорилось, она не слишком жаловала, да и газет не читала, считая тратиться на них пустым занятием.
А сюрпризы на этом в то утро не закончились. Раздался стук в двери, и вскоре Пелагея ввела в комнату немного смущенного Петю.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Позвольте мне пригласить вас, Дарья Владимировна, и вас, Афанасий Николаевич, на открытие зимнего сезона в Буфф-сад. От моего лица и от лица моего папеньки. Сани ждут у крыльца.
Видя наше изумление, он перестал смущаться и заулыбался, довольный произведенным эффектом.
— Очень приятно, — наконец смогла я заговорить. — Как-то неожиданно получить приглашение от самого градоначальника. Ой! Здравствуйте, Петя!
— А папенька за кофе прочел заметку о вчерашнем спектакле и сказал, что там про вас, Даша, написано и что неплохо будет, если я вас приглашу в Буфф-сад. Я сказал, что уже пригласил. А он велел взять наши сани и ехать прямо за вами. И не забыть позвать вашего дедушку, про которого хоть в газете и не написано, но стоило написать, потому что от него тоже многое зависит на театре и что он человек глубоко положительный и культурный. А адрес ваш он по телефону у господина Корсакова спросил. Вот я и приехал.
— Петр Александрович, — сказал дед, выбираясь из-за стола, — мы тогда сию же минуту начинаем собираться, а вы, может, чаю отведаете? Пироги сегодня потрясающе вкусны.
— С удовольствием. Я, конечно, завтракал, но когда катаешься по морозу, аппетит снова появляется очень быстро.
Пелагея и Мария Степановна, пришедшие в полный восторг от того, что в гостях у них, ни много ни мало, сам сын градоначальника, да еще и ведущий себя просто и скромно, захлопотали вокруг Пети, а мы пошли собираться на прогулку. Я еще успела услышать слова Григория Алексеевича:
— А что, Петр Александрович, не найдется ли в ваших санях место для еще одного человека? Мне ведь как раз поручено написать в газету об открытии зимнего сезона в Буфф-саду.
Судя по тому, что журналист вышел из дому вместе с нами, место для него нашлось. Да в таких санях можно было рассадить и целую дюжину народу. Просторные были сани и запряжены тройкой! С бубенчиками под дугой и лентами в гривах лошадок! На таких катиться — чистый праздник.
Вот только господин журналист неожиданно вздохнул:
— Эх, в нашем городе еще и дороги в порядок привести! А то весной и осенью просто срам один. Вон даже Антон Павлович Чехов о том написал. А по прошедшей весне купец Голованов, тот, у которого торговый дом на Конной площади, автомобиль приобрел. Двух кварталов по нашему бездорожью чудо техники не выдержало. Смех и грех! Зато сейчас сплошное удовольствие. Эх, надо было Чехову к нам зимой завернуть!
