— Оттого и нужен, что плохой. Чтобы найти и не дать ему еще чего плохого наделать.
— Хорошо, — просто сказал эвенк — Ночью смотреть буду. Потом скажу.
Я тут же себе представила, как он среди ночи разводит во дворе костер и прыгает вокруг него с бубном. Ведь он шаман, а про шаманов я ничего другого и не слышала. Но мне тут же стало стыдно. Никакой он не шаман! Вернее шаман, но человек крещеный и не станет колдовством заниматься. Старый эвенк видимо, понял мои мысли, но не обиделся, а успокоил:
— Шуметь не нужно. Нужно чтобы тихо было. Чтобы как можно больше людей спать легло. Тогда может получиться.
Я долго ворочалась. Может, оттого что место было непривычное: из-за нового гостя постелили мне не в нашей с дедом комнате, а в другой. Но больше оттого, что все думала, вот найдет дедушка Алексей Микульского, и как о том в полиции сказать? Засмеют! Не поверят. Решила ничего не говорить, то есть ничего не объяснять. Сама я Микульского арестовывать не пойду, хватит с меня глупостей. Пусть этим полиция занимается. А я уж придумаю, как им сказать, чтобы поверили. Тут я вспомнила, что дедушка Алексей говорил про людей, про то, что надо, чтобы они спали и не мешали. А я тут верчусь как юла, совсем рядом с ним. Нет, надо спать. Я закрыла глаза и тут же почувствовала, что меня тормошат за плечо. Пришлось глаза открывать, хоть и не хотелось. Но оказалось, что за окном уже светлеет, и спала я не так уж мало.
Дедушка Алексей сел рядом со мной и стал очень подробно говорить, где тот человек, чей шарф ему дали сейчас.
— Не стал утра ждать. Беспокоится он. Хочет уехать далеко. Пока боится. Потому сразу все говорю, — закончил он.
Я попросила его ложиться отдыхать, и он согласно кивнул. Видимо, трудное это дело человека на большом расстоянии искать! Сама же наскоро оделась и побежала к полицейскому управлению. Все было так неожиданно и непонятно, что я совершенно ничего не придумала о том, как рассказывать в полиции. Но мне вновь повезло, потому что первым, кто мне встретился, был помощник следователя Михаил Аполинарьевич. Мне сразу стало легко, и я с ходу заговорила о деле:
— Скажите, пожалуйста, есть ли рядом с городом, не далее полутора верст монастырь?
— Имеется такой. Иоанно-Предтеченский. И как раз в полутора верстах.
— Он же на берегу реки стоит? Так вот, если смотреть на монастырь в сторону реки, то справа от него располагается деревня. А на отшибе, и не в деревне, и не при самом монастыре, а как бы между ними, стоят два дома. Вот в том, что правее окажется, и живет сейчас господин Микульский.
— А позвольте спросить, откуда вы все это узнали? — подозрительно посмотрел на меня помощник следователя. — А то получается, что про монастырь вы меня расспрашивать начали, а после сами стали излагать разные точные приметы.
— Михаил Аполинарьевич, вы уж ради бога простите, но можно я об этом после расскажу, — чуть схитрила я. — Он, возможно, уезжать собирается, так нет никакого времени ждать и разговаривать.
Помощник взъерошил волосы, шагнул по кабинету туда-сюда, зачем-то погрозил мне пальцем, но вопросов больше задавать не стал. Вызвал дежурного и начал отдавать приказы:
— Собери человек пять самых толковых и вели двое саней подать. Проверишь, чтобы все были тепло одеты и с оружием. Далее пошлешь к Дмитрию Сергеевичу, скажешь, что есть сведения о нашем разыскиваемом. Мы за ним по пути заедем. Выполняй!
Затем повернулся ко мне:
— Ох и достанется мне, сударыня, если вы ложную тревогу подняли. Хотя вы-то как раз никогда попусту заявлений не делали. А сейчас извольте идти домой. Надеюсь, вы понимаете, что с собой мы вас ни при каком раскладе не возьмем?
— Я все-все-все понимаю. Но вы мне уж хоть как-нибудь передайте, чем все закончится! Пожалуйста! — быстро проговорила я свои пожелания и жалостливо посмотрела Михаилу Аполинарьевичу в глаза.
От такой моей просьбы Михаил вдруг повеселел, может, ему моя уверенность передалась. Он еще раз погрозил мне пальцем, пообещал не забыть о моей просьбе и велел все же отправляться домой.
40
Дома еще все спали, лишь Пелагея уже хлопотала на кухне. Я пристроилась с ней на кухне, и мы стали говорить о всяком. Про ее деревню, потом про грибы, потом про то, как правильно похлебки варить. У нас в доме, то есть в Москве, когда еще жив был папенька и мы жили в своем доме самой настоящей семьей, был повар. Немец. Но готовил он больше на французский манер. Вкусно готовил, но сейчас мне казалось, что Пелагея готовит много вкуснее. Я ей о том сказала, и она ответила, что немец, какой бы он распрекрасный повар ни был, русскому человеку угодить не сможет. Потому что еда не для того только служит, чтобы живот наполнить, но и для того, чтобы душу согреть. А душа у немца и у русского разная. Правда, есть немцы, что уж давно в России живут и уж совершенно обрусели. Но они как раз и есть предпочитают по-русски. Иной еще говорит, так что слышно, что он немец, но русские щи на немецкий суп уже в жизнь не променяет.
Я не ждала от нее таких философских замечаний, но они мне понравились, хоть и не были до конца верными. Хотела сама что-то такое же сказать, но мысли снова сбились на другое. Стала считать, сколько времени надо, чтобы проехать полторы версты туда да столько же обратно. Добавила час на то, чтобы на месте во всем разобраться. Не кинется же Дмитрий Сергеевич, или хотя бы Михаил, ловить Микульского с ходу, не обдумав и не разведав все что нужно? Получалось, что для возвращения в город им еще рано. А время тянулось и тянулось.
Пелагея управилась с завтраком. Проснулись оба дедушки. Сели за стол. Вновь стали обсуждать, как правильно передать подарок Петру Александровичу. Сошлись, что надо его самого об этом спросить. Но для этого нужно было дождаться окончания уроков в гимназии. А пока деды решили вместе сходить в больницу и навестить дочь дедушки Алексея, хоть ее и обещали завтра выписать. Я все же решила пойти с ними, хоть мне совершенно не терпелось узнать о результатах полицейской операции.
К моему огромному удовольствию и облегчению, именно в тот момент, как мы втроем выходили из дома, на нашей улице показались полицейские сани. Из них выпрыгнул тот самый Михеич, что слишком громко топал сапогами, а после поил меня чаем с блюдечка.
— Здравствуйте вам, — радостно прокричал он. — Дозвольте доложить? Их высокоблагородие господин следователь велели передать, что все завершилось благополучно. Еще велено передать поклон и благодарность!
При этих словах он и впрямь поклонился.
— А Михаил Полунарьевич (отчество он, в самом деле, слегка переврал) обещал о подробностях самолично доложить вам позднее.
— Что, так и сказал, что будет самолично докладывать? — не поверил мой родной дедушка.
— Мы приучены все в точности передавать, — слегка обиделся Михеич, но тут же заулыбался: — Просим прощения, ехать надо срочно.
И уехал. А мы пошли по своим делам.
