– Умер, – проговорила Софи.
– Возможно, – отозвался он. – Здесь это называется остановкой сердца. У них есть команда, «реанимационная», как они говорят. И когда они слышат это жужжание, они бегут к пациенту, бросают его на пол и колотят его, убеждаются, что он мертв, а если нет, у них есть свои способы запустить всё снова.
Казалось, он собирается рассмеяться, но потом оглянулся через плечо на пожилую женщину и снова устремился к ней. Она сидела неподвижно, держа руку на коленях. Он взял ее, мыльную и безжизненную, в свою черную руку. Отто пошел к двери, но Софи остановилась, оглядываясь.
– Не будем валять дурака, дорогая, – сказал фельдшер женщине и погрузил ее руку в мыльную воду.
– Мы поймаем кота, – сказал Отто, когда они садились в машину. – Не волнуйся. Я рад, что тебе сделали укол. Это всё, больше ничего не будет.
– Ты это знал? Что когда кто-то умирает, эта штука начинает жужжать, как будильник?
– Я никогда не думал об этом.
– Отец рассказывал мне, что во Франции, в деревнях, когда кто-то умирает, звонят в церковный колокол.
– Это добрее, – сказал он, а затем добавил несколько иронично: – Это придает смерти немного романтики.
– Ох, Отто! – воскликнула она. – Мне придется делать эти уколы!
– Нет, не придется.
– Медсестра их делала. Почему бы и мне не сделать? Мне так стыдно, что я устроила всю эту суету, эту суматоху.
– Всё в порядке. Устраивай сколько хочешь. Лишь бы помогло. Но нужно уметь остановиться. Это всего лишь медицинская процедура. Ты не в опасности… это лишь неприятный эпизод. Не смерть. Ты не знаешь, когда остановиться.
– Почему я такая? – спросила она печально.
– Я не знаю… возможно, тебе было бы лучше в деревне, где звонит колокол.
– Как мы поймаем это животное?
– Оно вернется за едой.
– Получается, хорошо, что я его кормила. Иначе мы бы не смогли заманить его обратно едой.
Ей удалось выдавить бледную улыбку, тут же потерявшуюся где-то в обивке машины. Он, должно быть, почувствовал ее улыбку. И с облегчением рассмеялся.
– Подо всё-то можно подвести логику, – сказал он. – Пусть даже безумную.
Они нашли открытую аптеку на Атлантик-авеню. Хмурые люди ждали в очереди, а два фармацевта двигались за стеклянной перегородкой. Безжалостный верхний свет падал на привычный ассортимент аптечных богатств.
– Где ваш медицинский полис? – грубо спросил фармацевт среднего возраста у мужчины, который привалился к прилавку, словно в полусне. Мужчина уставился на него. Он выглядел озадаченным, как будто его только что разбудили по какой-то бесчеловечной причине.
– Вы знаете, что я не могу вам отпустить, – сказал фармацевт, протягивая ему листок бумаги обратно через прилавок. – Вы должны предоставить мне ваш медицинский полис. В чем дело? У вас его нет?
Мужчина не двигался. Казалось, он не мог подобрать слов, объяснений, справиться с возражениями, но в его взгляде читалась смутная решимость противостоять причудам официальных требований, хотя бы своим присутствием. Фармацевт издал нетерпеливый звук и взглянул через его плечо на Бентвудов.
– Да?
Отто протянул рецепт.
Человек без медицинского полиса не шелохнулся. Затем, как раз в тот момент, когда фармацевт передавал Софи таблетки, мужчина решительно направился к двери. Свой рецепт он бросил на пол.
– Черт, черт, черт… – сказал он без выражения и даже, казалось, без злости.
– Им ведь придется убить кота, да? – спросила Софи Отто, когда они подъехали к дому.
– Думаю, да, – ответил Отто. – Но я мало что об этом знаю. Они должны взглянуть на его мозг.
– Я убила кота, – сказала она.
– Мы его еще не поймали, – сказал он.
Одиннадцать
– Завтра я отвезу тебя во Флиндерс, – пообещал Отто. – Будет хороший день. Я думаю, сейчас – это всего лишь весенний туман. Мы выедем пораньше и сможем пообедать в гостинице в Квоге. Немного погуляем, подумаем о всяком разном. Это пойдет тебе на пользу.
Софи включила лампу.
– Если он вернется…
– Вернется.
– Возможно, я навсегда отпугнула его, – сказала она, направляясь к задней двери.
– Тем, что он напал на тебя?
– Ну, он знал, что-то случилось.
– День этих диких тварей проходит в попытках что-то стянуть. Они не знают ничего – только где найти еду.
Она выглянула за дверь. Двор был погружен во тьму, за исключением полоски света из окна напротив, которая блестела на мокрой поверхности забора. Отто вышел из кухни с миской в руках.
– Смотри. Куриная печень. Если уж она его не вернет… У нас есть где-нибудь коробка? Хорошая крепкая коробка?
– Должна быть. Ты всегда всё хранишь.
– Поищи наверху, ладно? Я поставлю миску снаружи.
– Не делай этого, Отто. Придет какой-нибудь другой кот и стащит всю печень.
Она смотрела, как он стоял перед ней с миской, держа ее в руках, как подношение. Он был полностью поглощен намерением, которое она считала абсурдным. Возможно, сама природа этого намерения заставляла ее думать, что они оба глупцы. Как быстро шелуха взрослой жизни, ее важность, разбилась вдребезги под напором того, что было одновременно реально, необходимо и абсурдно.
– Ни за что, – сказал он, – потому что я собираюсь стоять здесь и следить.
Он открыл дверь и поставил миску прямо у порога, затем принес стул и свой портфель из гостиной. Захваченный своим планом, он уверенно улыбнулся ей и достал сигару. Возможно, он был прав, прав в том, что он такой, какой есть.
– Я готов, – сказал он. – Принеси коробку, Софи. Давай, сейчас…
К одиннадцати кот так и не появился. Отто занес миску с печенью в дом и поставил ее рядом с картонной коробкой, которую Софи нашла в кладовке. Он двигался уверенно, словно желая показать ей, что всё идет по плану.
– Он вернется утром, – сказал он.
– Ради Бога, ты можешь выказать хотя бы небольшое сомнение!
Он проигнорировал ее. Пошел вытряхнуть сигарный пепел на кухню, вернул кресло в гостиную, проверил входную дверь.
– Мы должны выехать в девять. Тогда будем во Флиндерсе к полудню.
– Я буду ждать здесь. Я должна, – сказала она.
Он взглянул на нее.
– У тебя глаза красные. Лучше не читай сегодня.
– Я всё равно не смогу.
– Пойду выключу свет на кухне.
Пока его не было, появился серый кот.
