Книга Воровка фруктов, страница 73. Автор книги Петер Хандке

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Воровка фруктов»

Cтраница 73

Почтальонша продолжила затем свой путь и, обогнав путешественницу, двигалась от деревни к деревне по таким же спиралям, словно показывая незнакомке дорогу. Всякий раз, когда она останавливалась перед каким-нибудь домом, казалось, будто она поджидает путницу; будто она прокладывает для нее маршрут, по кусочкам, один фрагмент спирали за другим. Это впечатление, впрочем, было обманчивым, потому что «factrice», «почтарша», останавливалась лишь для того, чтобы бросить отправления в почтовый ящик, преимущественно ведомственные формуляры, требования, угрозы, предупреждения, – и тут вездесущее государство, отсутствие которого здесь, в сельской местности, столь радовавшее сердце, оказалось иллюзией, – при этом ей меньше всего хотелось столкнуться нос к носу с кем-нибудь из обитателей дома или хутора, кому предназначалась эта почта, доставленная к тому же в воскресенье.

На протяжении всего пути случалось, что чужеземная странница, шедшая пешком, обгоняла здешнюю почтаршу, велосипед который был виден прислоненным то у одного дома, то у другого, потом велосипедистка обгоняла путницу, потом опять путница ее… и так далее, и так далее, от одной деревни, от одной епархии, как говорилось когда-то, к другой. Обе они не обменялись за это время ни словом, ни взглядом. И тем не менее было ясно, что они как-то сплотились в дороге и между ними образовалось некое единство, неведомое доселе ни той ни другой, в каком-то отношении уникальное. Такая общность поднимала настроение, хотя почтальонша, порой с трудом крутившая педали, изрядно злилась на это обманчивое плоскогорье с его многочисленными, еле заметными глазу подъемами, эту «faux plat», «псевдоравнину», которой страшились велосипедисты, даже те, кто участвовал в «Тур де Франс». И тем не менее: она и молодая путница, спираль за спиралью, сплачивались все больше, образуя дуэт. И почтальонше вспомнилось, как она, давным-давно, в молодости, путешествовала автостопом по Шотландии и очутилась однажды ночью в одной из привокзальных гостиниц, – ах, эти привокзальные гостиницы, внедренные в вокзалы! – в Глазго или в каком-то другом месте, где из окон ее комнатушки под крышей было видно станционное почтовое отделение – ах, все эти вокзальные почтовые отделения в больших городах! – и как она много часов подряд наблюдала за происходившим в ярко освещенном среди ночи зале, где целая армия мужчин, пожилых, – она видела, как поблескивают лысины, – в длинных серых халатах, сортировала почту, которая, в этом она была уверена, была совсем не такой, как ее теперешняя почта. А путнице, обогнавшей как раз почтальоншу или, наоборот, отставшей от нее, вспомнился, в свою очередь, тот велосипед, такой же желтый, почтовый велосипед, который уже не меньше года день и ночь стоял притороченным к металлическому ограждению возле входа в метро «Порт-д’Орлеан» и который она видела там еще три дня назад, неужели с тех пор прошло так мало времени? после ее возвращения из Сибири, желтый велосипед, почтовый велосипед, только без заднего колеса, или переднего? – и как он там стоял, этот одноколесный почтово-желтый велосипед, стоял и стоял, со своей красно-зелено-серо-сине-черной проржавевшей цепью, распоротым седлом и заблокированными педалями. Но почему при этом он своим видом так укреплял, сообщая надежную уверенность? Только из-за своего цвета? Из-за неизбывной желтизны?

На прощание – опять очередное прощание – помощница-почтарша спросила незнакомку, нет ли у нее какого письма или хотя бы открытки на отправку; завтра же почта пойдет из Шомон-ан-Вексена. Это прозвучало скорее как просьба, а не как вопрос. И надо же, у путницы оказалось готовое письмо, написанное на ходу, – в минуты остановок, – по ходу дела, с адресом, написанным латиницей и кириллицей, с наклеенной маркой и этикеткой «авиапочта». Провожая взглядом почтаршу, которая в действительности была уже почти старушкой, седоволосой, она представила ее себе в окружении ее детей, все как один малыши, почти новорожденные.

Затем участок пути, на котором в истории воровки фруктов не происходило – как звучала старая формула? – ничего «достойного рассказа» или, во всяком случае, ничего такого, что, происходя, само собой складывалось в рассказ. Но разве до сих пор события рассказывались сами по себе? Нет. А следующие далее события, они будут рассказываться сами по себе? Нет, нет и нет. События, о которых рассказывается здесь в этой истории, становятся таковыми только благодаря рассказчику. Без него не обойтись. Я, читатель, как-нибудь переживу без историй, которые рассказываются сами по себе.

Вот так, двигаясь по расширяющейся спирали, воровка фруктов приблизилась неспешно к северо-восточной окраине плато, у подножия которого, возле крутого склона, располагался Шомон, единственный город в пикардийской части Вексена. На узкой дороге, шедшей по кромке плато, очень мало машин, но зато все они неслись на бешеной скорости, как будто они преследовали кого-то или, наоборот, сами спасались от преследования. Они производили впечатление гораздо более быстрых, чем самолеты в небе, которых при этом было значительно больше и которые стартовали один за другим из находившегося поблизости, если смотреть по прямой, аэропорта в Бове, специализировавшегося на полетах в туристические места и в дальние страны, не охваченные крупными аэропортами и большими авиакомпаниями. На протяжении какого-то времени, между деревней Лианкур-Сен-Пьер и хутором Ле Вивре, взгляду открывалась панорама, к северо-востоку от кромки плато, далеко за пределами Бове с его собором и аэропортом. Она остановилась на обочине, и ей представилось, будто она, через все границы Европы, видит совсем другое пространство, и перед ее взором потом действительно предстал Урал, а за ним вся Сибирь; и ни единого самолета не было там теперь в вышине, только сибирский орел, орлан-белохвост. Никаких металлических крыльев, направляющих корпус вниз или вверх над горизонтом земли, но гигантский размах совсем других крыльев, не сопоставимый ни с каким другим. Приблизившись, орел, однако, снова превратился в самолет, скорее мелкий по своим размерам, но зато пилот, там наверху, явно приметил ее и теперь смотрел на нее, исключительно на нее, молодую женщину, стоявшую внизу и не сводившую глаз с его машины: он помахал ей крыльями, сначала левым, потом правым, и пусть это было опять только в ее воображении.

Какой покатой была эта дорога, шедшая по кромке плато, как и вообще все здешние мелкие дороги. Если не было машин, она шагала посередине, по самому «хребту» покатости, и это напоминало балансирование при ходьбе, если не по канату, то по спортивному буму. Она непроизвольно подумала о старике-отце и представила себе, как он в то же самое время, – недалеко от того места, где находилась она, так ей, по крайней мере, представлялось, – плутает, при этом весьма довольный, по ниве, – любая местность была для него нивой, – спотыкаясь, запинаясь, оступаясь (так ей это виделось). С давних пор она в своем воображении становилась свидетельницей жизни своих ближних, в момент их отсутствия, наблюдая за тем, как они спят, идут или чистят зубы, завязывают шнурки на ботинках, крутят ручку радиоприемника, и чем дальше от нее были мать, отец и брат, чем более недосягаемыми, недоступными для связи по телефону или какой-то иной связи, тем более осязаемым было их присутствие в ее, удаленном от них, представлении, – такая вот непроизвольная игра, которая, впрочем, могла смениться страхами и тревогами за них.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация