От региональной к европейской истории: Священная Римская империя германской нации
Совершим прыжок из семидесятых годов в наши дни. В 2006 году, спустя два века после упразднения Первого рейха, две большие исторические выставки были посвящены его более чем восьмисотлетней истории. Экспозиция под названием «Священная Римская империя германской нации: 962–1806» демонстрировалась в Магдебурге и Берлине
[520]. В Магдебурге, где показывалась средневековая часть этой трехчастной экспозиции (ее талисманом служил игрушечный Магдебургский всадник), демонстрировались некоторые из тех экспонатов, которые присутствовали уже на выставке Гогенштауфенов, однако теперь это происходило в рамках не швабского, а европейского исторического нарратива. Выставка была организована по поручению Совета Европы и по праву носила транснациональный характер, ибо истоки немецкой национальной истории восходят к концу Первого рейха. Именно тогда началось духовное формирование немецкой нации, ибо более высокий и авторитетный уровень объединения государств под эгидой Священной Римской империи германской нации перестал существовать, а давление извне в виде наполеоновских завоеваний возрастало.
Конец Первого рейха свершился, когда 6 августа 1806 года габсбургский император Франц II отрекся от имперской короны. Если рейх, переживая внутреннюю эрозию, в конце концов развалился из-за противоборства двух держав, Австрии и Пруссии, то в качестве мифа о национальном господстве он жив до сих пор
[521]. Согласно этому мифу, Германия, благодаря коронации императора в 800 году, стала наследницей древней Римской империи. Гитлер, находившийся под воздействием этой историко-политической символики, провозгласил возрождение великогерманской империи, из чего он выводил гегемониальную миссию немцев в качестве силы, способной установить новый порядок в Европе. Его экспансионистские притязания коренились в этой имперской идее германского рейха, с мифической силой которой он возвеличивал национальное государство. Идеология особой миссии была призвана воскресить, подобно Фениксу, ущемленное национальное сознание из пепла Версаля. В качестве акта символической политики Гитлер приказал после «аншлюса» Австрии перенести имперские инсигнии (корону, меч и скипетр) из венского Хофбурга в Нюрнберг, чтобы таким образом легитимировать свою новую Великую Германию. Если Второй рейх пережил свой конец в 1806 году (о чем выставка сообщала мимоходом), то с имперским мифом было покончено лишь в 1945 году. В послевоенной Германии на него было наложено табу. Выставка 2006 года продемонстрировала новый исторический подход к этой теме, последовательно рассматривая ее в общеевропейском контексте.
Письмо читателя, опубликованное газетой «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» 18 сентября 2006 года, свидетельствует о том, что старый имперский мир подспудно еще теплится. Автор письма хотел знать: почему «отсутствуют в обширных выставках, показанных в Магдебурге и Берлине, важнейшие предметы истории германского рейха, а именно подлинники имперских сокровищ: императорская корона Конрада II, скипетр, имперская держава и Маврикийский меч»? Он воспроизводит хронологию «translatio» (перенос) имперских инсигний: в 1796 году из Нюрнберга в Вену, чтобы уберечь их от Наполеона; потом в 1938 году по приказу Гитлера из Вены в Нюрнберг; далее, в 1945 году по решению Дуайта Эйзенхауэра обратно из Нюрнберга в Вену, – после чего добавляет: «На мой взгляд, дом Габсбургов и по историко-моральным соображениям не заслуживает быть, так сказать, последним владельцем имперских регалий, этого „переходящего трофея“. Имперские сокровища принадлежат народу, поэтому они могут попасть во временное „владение“ правящего дома, но остаются при этом „собственностью“ нации. А нацией, тем более – сегодня, является Германия, но уж никак не Австрия. <…> Империя Карла V, где „никогда не заходило солнце“, скукожилась до Альпийской республики. Для Германии было бы важно, чтобы имперские инсигнии, символы древнего, богатого традициями и славного прошлого, хранились в своей стране»
[522].
Для этого посетителя выставки самыми важными оказались отсутствующие экспонаты. Можно лишь поддержать желание автора письма увидеть имперские инсигнии в составе исторической выставки. По крайней мере, их отсутствие нуждается в объяснении. Но его желание идет дальше: он требует вернуть инсигнии из Австрии в Германию в виде символико-политического трансфера. Отсутствие этих экспонатов на выставке говорит о том, что речь идет о предметах, имеющих непреходящую историческую ценность. В случае с историко-ауратическими объектами, обладающими статусом реликвии или фетиша, невозможно провести семиотическое различие между предметом (сигнификант) и его значением (сигнификат). Отсутствие имперских инсигний на новой выставке создало пробел, на который спроецировался старый имперский миф: «нацией, тем более – сегодня, является Германия, но уж никак не Австрия». Автор читательского письма воспринял выставку не в европейском, а в национальном контексте; он надеялся, что прежняя связь между Германией и «ее рейхом» может быть восстановлена.
Национальная история в европейских рамках: бегство и изгнание
Национальной тематике была посвящена другая выставка, которая состоялась в то же время и находилась по соседству с «имперской». В сентябре 2006 года посетителю берлинской «имперской» выставки, выходящему из цейхгауза на Унтер-ден-Линден, достаточно было перейти на другую сторону улицы, чтобы попасть во Дворец кронпринца, где находилась выставка «Вынужденный уход», устроенная фондом «Центр против изгнания». На обеих сторонах улицы противостояли друг другу две исторические выставки, совершенно полярные по своему содержанию. Одна из них была обращена к далекой истории и представляла собой портретную галерею властителей, являвшую их величие и роскошь, другая сконцентрировала свое внимание на безымянной массе народа, на судьбах людей из недавнего прошлого, на травматических последствиях тоталитаризма и политике террора, осуществлявшейся в ХХ веке
[523]. На одной стороне улицы речь шла о легендарных героях далекой истории, которую некогда изучали в школах, на другой – о недавней истории, о страданиях, еще живых в памяти первого и второго поколения.
Выставка «Вынужденный уход» была не первой экспозицией в Берлине, рассказывающей о принудительных депортациях немцев. До «имперской» выставки в Немецком историческом музее уже демонстрировалась экспозиция под названием «Бегство, изгнание и интеграция», устроенная первоначально в Доме истории и затем побывавшая в Лейпциге. Согласно опубликованной статистике количества посетителей эта выставка стала одним из самых успешных проектов Дома истории
[524].
