Роберт Вуд создал в Европе образ Пальмиры, этой автономной провинции позднеантичной средиземноморской культуры; Пальмиры – как грандиозного центра пересечения торговых путей с роскошными храмами, воротами городской стены, колоннадами. Своим литературным и иллюстрированным описанием экспедиции Вуд дал замечательный образец, руководствуясь которым последующие поколения восхищались руинами Пальмиры. Его любовь к греческой культуре, истории и искусству значительно повлияла на формирование европейской культурной памяти; его энтузиазм послужил важным импульсом для становления европейского культурного сознания, европейской идентичности и мирового эстетического канона.
Спустя столетие в различных европейских странах появилась концепция «культурное наследие». Институционализация исторической науки в немецких университетах привела к широкому распространению исторического сознания. В этом контексте возник профессиональный интерес к культурному наследию, который поддерживался как правительственными инициативами сверху, так и общественными движениями снизу. Концепция культурного наследия включала в себя наряду с ретрофикциями и мифологическими фантазиями также современное стремление к аутентичности при сохранении архитектурных сооружений. Вместе с историзмом развивался интерес к научно обоснованной истории и культуре собственной нации, что подразумевало внимание к национальному искусству, ландшафту, местным обычаям и фольклору. От восхищения греческой античностью и связанного с этим элитарного представления об эстетическом каноне в XVIII веке совершился переход к отечественным традициям в XIX веке. Формирование национальных государств пробудило интерес к собственной истории, поддержанный школами и музеями и получивший широкое распространение благодаря популярным романам, экскурсиям и оживленной коммуникации внутри местного сообщества.
Главным импульсом этого нового интереса к национальному культурному наследию послужила Французская революция. Под знаком модернизации Франция в результате ожесточенной борьбы освободилась от институтов монархии, церкви и аристократии, а вместе с этими институтами были ликвидированы и старые традиции. Устаревшее прошлое было отрезано, однако уничтожено не до конца. Оно оказалось спасенным в виде «истории» и отдано в ведение историков, археологов, музейных кураторов. Упраздненное прошлое сделалось тем самым предметом научного и общественного интереса. Но концепция культурного наследия не только обслуживала национальные интересы и маркировала национальные различия – она создала общеевропейскую рамочную структуру с универсалистскими правилами и инициативами, что привело в ХХ веке и созданию глобального проекта ЮНЕСКО.
Универсальное осознание культурного наследия с особой наглядностью воплотилось в новом понятии «вандализм», о котором впервые заговорил аббат Анри Грегуар в годы Французской революции. Это понятие отражало новую историческую чуткость, осуждая как тяжкое преступление любое насилие по отношению к памятникам культуры. Отныне действовали твердые представления о том, что «нации обладают собственным культурным наследием» и что «сохранение этого наследия является признаком цивилизованного правления»
[86]. Национальное наследие предстает в этом свете как часть общемирового наследия, как достояние, ценность и обязательство всего человечества. Почитание прошлого стало новой универсальной религией, на которую возлагалась надежда, что она будет «способствовать миру и взаимопониманию между народами»
[87].
«Только варвары и рабы, – писал Грегуар, – ненавидят науку и разрушают памятники культуры. Свободные люди любят и берегут их»
[88]. Вандализм стал считаться серьезным нарушением международно признанного принципа уважительного отношения к культурному наследию. Уже в 1800 году преднамеренное уничтожение памятников культуры осуждалось как «преступление против человечности» и «разрыв с сообществом культурных народов»
[89].
Две мировые войны показали, насколько трудно обуздать гуманным законодательством человеческую агрессию. Но мы видели также, что за каждым новым актом бесчеловечности следовал ответ в виде дальнейшего развития законодательства, системы ценностей и новых стандартов
[90]. Концепция культурного наследия не только основывалась на ценностях и эмоциях, но и опиралась на международное право. Наряду с Женевской конвенцией, защищающей гражданское население в ходе военных действий, появилась Гаагская конвенция о защите культурных ценностей во время войны.
До недавнего времени находились государства, которые по стратегическим соображениям хладнокровно нарушали принципы Гаагской конвенции, однако не было ни одной страны, которая совершала бы подобные трансгрессивные акты открыто, на глазах мировой общественности, гордясь ими. Именно так поступает сейчас ИГ. Исламское государство ведет безудержную и символическую войну не только против западной цивилизации, но и против нормативного и регулятивного представления о человечестве в целом, базирующегося на консенсусе относительно разделяемых всеми, универсальных ценностей. Все новые атаки ИГ на всемирное культурное наследие, транслируемые каналами глобальной коммуникации, наглядно свидетельствуют, что инклюзивной концепции человечества, объединяющего все нации и приверженного ценностям всемирного культурного наследия, сегодня больше не существует.
Взаимосвязи между культурой и войной сложны, к тому же в ходе истории они изменяются, однако несомненно следующее: культура издавна занимала в войне центральное место. Империалистические войны нацеливались на завоевание других стран; их культуры включались в свою национальную сокровищницу для символической демонстрации империей собственного политического превосходства. Религиозные войны преследовали цель уничтожения вражеской культуры и устранения «кощунственного противоречия» по отношению к собственному вероучению. В колониальных войнах важную роль играла «цивилизационная миссия», совершаемая не только ради того, чтобы приукрасить захват чужих земель и ресурсов, но и ради насильственного экспорта собственной религии и культуры. Недавняя гражданская война на Балканах продолжила борьбу против культуры разрушением древних городов, сожжением библиотеки в Сараеве. «Уничтожение культурного наследия, имеющего всемирно-историческую ценность, совершаемое Исламским государством, превосходит все, что бывало до сих пор»
[91]. Эта фраза историка Зёнке Найтцеля, профессора Лондонской школы экономики, несколько опрометчива. Можно привести длинный перечень примеров сознательного уничтожения архитектурных сооружений и объектов культуры, имеющих всемирно-историческую ценность.
