На полпути между памятованием и забвением: терминологические споры и дипломатическое лавирование
На протяжении всего 2014 года средства массовой информации отмечали столетие Первой мировой войны необозримым количеством разнообразных программ и передач. Забытая война вновь оказалась у всех на устах. Но к концу года этот всеобщий интерес так же неожиданно угас, как вспыхнул в начале. Когда 24 апреля 2015 года наступила памятная дата столетия армянского геноцида, Первая мировая война, в тени которой было совершено это преступление, уже опять исчезла из памяти. Благодаря координации своих многообразных акций средства массовой информации способны привлечь внимание широкой общественности к определенному событию и некоторое время поддерживать к нему интерес. Но окно внимания тут же закрывается снова, едва на передний план выходят другие события, приковывающие к себе всеобщее внимание. СМИ служат опорой для коллективных воспоминаний, но они не способны сами порождать эти воспоминания. Для этой цели нужны другие инстанции и мероприятия, как то: юбилейные торжества, резолюции бундестага или школьные учебные планы.
Армянский геноцид является наглядным примером того, как определенное историческое событие выходит из забвения, чтобы постепенно, шаг за шагом вписаться в немецкую национальную память. В данном случае это историческое событие не было полностью забыто, поскольку оно оставалось предметом разногласий, причиной кризисных ситуаций и дипломатических конфликтов. При этом речь шла даже не о содержании исторического события, а исключительно о его наименовании. Слово «геноцид» было придумано польским евреем Рафаэлем Лемкиным в 1943 году и использовано в 1948 году, когда ООН приняла Декларацию прав человека, для соглашения о предупреждении преступления, именуемого геноцидом, и наказании за него. За счет этого понятия Лемкин хотел дополнить защиту прав отдельного человека защитой прав этнических и религиозных меньшинств, подвергающихся преследованию и находящихся под угрозой истребления. Это понятие позволило ему показать последствия уничтожения значительной части польского населения и массового истребления европейских евреев нацистской Германией; при этом он думал и о судьбе армян
[95].
В армянском геноциде 1915 года повинна Османская империя, а конкретно – националистическая партия «младотюрков». Из распавшейся Османской империи в 1923 году сформировалась турецкая нация, созданная Кемалем Ататюрком. Новое государство, будучи преемником Османской империи, до сих пор не берет на себя ответственность за совершенное преступление против человечности; напротив, оно проводит активную политику отрицания геноцида. Поэтому в отличие от евреев армяне находятся в ситуации, когда они не могут вспоминать собственную травматическую историю вместе с наследниками преступников, которые переворачивают ее с ног на голову, ставят ее под сомнение или вовсе отрицают. Независимо от непосредственных взаимоотношений между преступниками и жертвами более двадцати стран мира – от Аргентины до Кипра – признали к настоящему времени факт армянского геноцида, сложилась широкая поддержка армян в рамках международной мемориальной политики, к которой присоединились Европейский парламент и Ватикан. По мере расширения этого мемориального альянса все проблематичнее становилась позиция стран, отказывающихся признавать армянский геноцид, ибо независимо от их намерений на них падает подозрение в активной поддержке политики Турции, нацеленной на забвение преступления.
В подобной ситуации речь идет на политическом уровне не столько о самом историческом событии, сколько о юридическом понятии, квалифицирующем это событие. В Турции используют термин «резня», но отвергают слово «геноцид». По версии турецких историков, о «геноциде» нельзя говорить хотя бы потому, что Османская империя не оставила ни одного документа, указывающего на намерение систематического истребления армян. Термин «геноцид» в высшей степени взрывоопасен. В политической дискуссии он порождает собственную динамику, которую непросто удержать под контролем. На это есть разные причины. Во-первых, понятие «геноцид» стало обычным приемом политических активистов, которые пользуются им всякий раз, когда хотят представить себя в роли жертв, чтобы привлечь повышенное внимание к собственным проблемам. Одновременно оно как нельзя лучше пригодно для максимальной криминализации политического противника и его полной дискредитации в глазах мировой общественности. Например, Андрей Пургин, возглавлявший до 2015 года Донецкую народную республику, сепаратистское движение на востоке Украины, посетовал в одном из своих интервью на недостаточную гуманитарную поддержку со стороны ООН, заявив, что Украина осуществляет «геноцид по региональному принципу». Созданное Пургиным «национально-освободительное движение» вынуждено, по его словам, реагировать на сложившуюся демографическую ситуацию, которую он называет «геноцидом»: «Украина уже много лет уничтожает русских как народ. В 1991 году [на Украине] было семнадцать миллионов русских, а в 2013 году русскими назвали себя лишь четыре-пять миллионов из них. У русских дедушек и бабушек внезапно оказались украинские внуки»
[96]. Во-вторых, глобальная общественность восприняла истребление евреев нацистами как экстраординарный образец и модель геноцида. Указание на геноцид служит, с одной стороны, агрессивной стратегией в конкуренции жертв, а с другой стороны, используется в рамках разнонаправленной памяти (multidirectional memory), чтобы добиться признания для тех случаев геноцида, которые пока еще не получили этого статуса. Наблюдается также инфляция понятия «геноцид» за счет его неоправданного использования; порой, напротив, это понятие табуируется, чтобы подчеркнуть уникальность Холокоста по сравнению с другими случаями геноцида. Такова была, например, аргументация Франка-Вальтера Штайнмайера, который выступил на дебатах в бундестаге 24 апреля 2014 года против признания армянского геноцида.
Когда эта тема приобретает такую остроту, возникает желание поскорее избавиться от нее из-за опасений конфликта с Турцией или с турками, проживающими в Германии. Федеральная земля Бранденбург первой в Германии включила эту тему в школьную программу истории в 2002 году, из-за чего почувствовала столь сильное недовольство и «дипломатическое давление» на себя, что в 2005 году тема геноцида была вновь удалена из школьной программы
[97]. Даже спустя столетие после событий 1915 года политические верхи Берлина продемонстрировали, как сложна для них по сей день проблема памяти об армянском геноциде. Зато Федеральный президент Йоахим Гаук сумел найти недвусмысленные слова в своем выступлении на экуменической панихиде, состоявшейся 23 апреля 2015 года в Берлинском соборе. Он ясно заявил, что речь идет о «геноциде, совершенном с армянами, арамейцами, ассирийцами и понтийскими греками», и указал на совиновность германского рейха как ближайшего военного союзника Османской империи, который до сих пор недостаточно признал свою ответственность за то, что знал о совершаемом преступлении и даже был их соучастником. На циничный вопрос Гитлера «Кто говорит сегодня об уничтожении армян?» Гаук, спустя семьдесят шесть лет, ответил: «Мы говорим об этом! Мы!»
