Герменевтика подозрения требует относиться к тексту с недоверием, а потому упускает из виду свидетельства Яусса о самом себе; например, такое: «Когда в 1963 году я вместе с Гансом Блюменбергом и еще несколькими друзьями создал объединение „Поэтика и герменевтика“, этим был запущен интеллектуальный проект, который препятствовал любой попытке вернуться к идее нации или расы, бессмысленной в гуманитарной науке»
[136]. В этой фразе Яусс кратко сформулировал содержание поколенческого проекта, который, решительно порвав с присущими пятидесятым годам тенденциями реставрации и духовной преемственности, осуществлял обновление языка, концепций и подходов в изучении текстов. Если предвзято искать нацистские следы в работах Яусса, то их можно найти и в этой фразе. Поколение, индоктринированное национал-социалистической идеологией и пережившее войну, объединилось перед лицом исторической катастрофы, чтобы иммунизировать себя и послевоенное западногерманское общество от рецидивов.
Первое, что сбрасывается со счетов при форсировании damnatio memoriae, – это исторические контексты, которые усложняют желаемую ясность картины. В частности, игнорируется то обстоятельство, что Яусс – и как ученый, и как представитель своего поколения – не был «бойцом-одиночкой». Напротив, он являлся одним из пионеров-модернизаторов гуманитарных наук и первым организатором научной кооперации в том виде, который по сей день остается непревзойденным образцом. На этой основе не только был создан новаторский Констанцский университет, но и произошло обновление гуманитарных наук. Есть определенная ирония истории в том, что Ральф Дарендорф, идейный вдохновитель и «проектировщик» Констанцского университета, хотел добиться такой модернизации исключительно за счет концентрации на эмпирических социологических исследованиях. Однако слава Констанцского университета зиждется не на эмпирической социологии, а на эстетике и литературоведении, дисциплинах, которые Дарендорф первоначально намеревался исключить из своего проекта нового университета.
В сильном желании разглядеть в работах Яусса черты офицера войск СС просматривается четкий мотив: потребность в обезвреживании посредством damnatio memoriae. Считается необходимым дискредитировать творческое наследие Яусса в целом, чтобы вычеркнуть его имя из анналов науки. Но сделать это нелегко, ибо (продолжая метафору краеугольного камня) при удалении несущей опоры можно обрушить все здание. Пришлось бы отвергнуть всю разработанную литературоведческую парадигму, отправить в макулатуру все семнадцать томов «Поэтики и герменевтики». Ибо с той же внутренней дисциплиной, с которой Яусс прошел этапы своей военной карьеры, он инициировал и выстраивал позднее этот впечатляющий коллективный проект.
Воспоминание и забвение не всегда противоположны друг другу, порой они исподволь меняются местами. Это проявляется в прагматических границах стратегии забвения, нацеленной на изоляцию и демонизацию определенной личности, которую хотят стереть из памяти как воплощение абсолютного зла. Притягательная сила подобной стратегии объясняется стремлением к коллективному самоочищению за счет исправления истории. Сосредоточенность на Яуссе как единичном случае, представление этого случая в качестве абсолютно уникального не позволяет разглядеть широкую массовость и повседневность такого явления, каким был национал-социализм. В своей недавней книге «СДПГ и национал-социалистическое прошлое: 1945–1990» Кристина Майер убедительно показывает, насколько трудно давалось социал-демократам начало новой жизни после того варварства, в которое была ввергнута страна
[137]. Историк Сюзанна Хайм сказала по случаю вручения премии имени Вилли Брандта в Берлине, что приходит в ужас при мысли о том, «какие люди нацистской поры участвовали в строительстве послевоенной Германии. Их имена хорошо известны: Глобке, Кизингер, Филбингер». Фамилия Кизингера положительно упоминалась во всех торжественных речах на 50-летнем юбилее Констанцского университета, поскольку именно ему принадлежит идея создания университета. После 1933 года Кизингер занимал заметное положение в национал-социалистической партии; в годы войны он занимался радиопропагандой, работая в Министерстве иностранных дел; в 1986 году на партийном съезде ХДС он получил пощечину от Беаты Кларсфельд, награжденной за это в 2015-м вместе с мужем «федеральным крестом „За заслуги“», который вручил ей президент ФРГ Йоахим Гаук, – все это давно забыто. «Пресловутая историческая дистанция, – написал однажды Роберт Музиль, – заключается в том, что девяносто пять фактов из сотни утрачиваются, поэтому остальные можно выстроить как угодно»
[138].
Речь здесь идет не об апологии отдельной личности и не о том, чтобы относиться с подозрением к целому поколению. Расследование по делу Яусса, изучение эпизодов его биографии, связанных со службой в войсках СС, были совершенно необходимы, особенно с учетом его упорного молчания. Он не захотел объясняться со своими коллегами и друзьями, полагая, вероятно, что «искупил» собственное прошлое всей своей послевоенной жизнью и научными трудами. Нам досталось это наследие. То, что не было выговорено, для чего не нашлось слов, должно быть сегодня так или иначе сказано. Пусть даже что-то останется во мраке, но прежний пробел военной биографии Яусса удалось заполнить подробными историческими сведениями; начата важная дискуссия о замалчивании, об отношении к неизвестным страницам биографии.
Исход данного дела пока открыт: продолжим ли мы изгнание бесов нацистского прошлого в лице Яусса и его научного наследия ради нашего морального самоочищения и самооправдания или же сумеем понять историю во всей ее сложности, чтобы расширить наши исторические знания о человеческих судьбах до и после 1945 года и лучше осознать собственное место в истории. Недавно Констанцский университет успешно справился с санацией своего здания, обезвредив его от асбеста. А вот с (пред)историей университета пока справиться не удается.
Право на забвение
13 мая 2014 года Европейский суд в Люксембурге принял решение, которое будет иметь далеко идущие последствия как индивидуального, так и общекультурного характера; это решение можно считать своего рода цезурой в истории человечества. Речь идет о статье 17 Директивы ЕС «О защите прав частных лиц применительно к обработке персональных данных и о свободном движении данных», согласно которой индивид получает право на стирание своих персональных данных в интернете, если они наносят ущерб репутации или карьере, но не представляют собой предмет общественного интереса. Конкретно это означало, что отныне любой заявитель мог напрямую обратиться к провайдеру поисковой машины Google с требованием удалить свои чувствительные к репутационным потерям персональные данные. Такие данные удаляются не из первоисточника в интернете, а лишь из результата поисков, совершаемых машиной Google. За первые же дни после принятия Европейским судом указанного решения в Google поступило более 40 тысяч заявок на стирание персональных данных, каждой из которых надлежало пройти ручную обработку и юридическую проверку.
